Во время очередного – и последнего! – затяжного раунда долго сдерживаемое напряжение прорвалось наружу. Она разрыдалась, резко оттолкнула меня, метнулась из коридора в комнату и в слезах рухнула на пол. Я словно окаменел, ее рыдания сводили меня с ума, но я не мог сделать ни шагу. Я проклинал себя за малодушие, толкавшее меня к ней, я был готов согласиться на все, что угодно, лишь бы не слышать этих безутешных рыданий. Несколько мгновений я позорно колебался, но, слава богу, инстинкт самосохранения одержал верх.

Вот же мука мученическая!

Она слишком хорошо знала мои уязвимые места и прибегла к последнему испытанному средству, чтобы удержать меня. Она была уверена, что в такой момент я не брошу ее. Но, увы, просчиталась.

Вперед, сказал я себе. Беги, иначе все пропало!

С этим напутствием самому себе я дал деру. Я не оглядывался из боязни обнаружить погоню. Я бежал, и слезы застилали мне глаза.

Очутившись у своего порога, я почувствовал, как слезы вновь заструились по моему лицу. Но это были слезы не бессилия, но радости. Радости, что я наконец-то нашел ту, которую люблю. Радости, что начинается новая жизнь. Образ бьющегося в истерике, скорчившегося на полу существа постепенно бледнел и уходил в прошлое. Прошлое, от которого меня отделяли миллионы лет. Я думал только о той, которая ждала меня.

Встретив на тротуаре цветочницу, я задумался, не купить ли букет фиалок.

Поднимаясь по ступенькам, я твердил себе: «Больше никогда! Никогда!»

Открыв дверь, я позвал ее. Тишина. На столике горела лампа. Под ней лежал небольшой листок бумаги. Я понял, что дело плохо.

И оказался прав. В записке лаконично говорилось, что она больше не в силах здесь оставаться. Я не должен преследовать ее. Она вернется, как только ей достанет мужества. Ни упреков, ни сожалений.

Я упал в кресло, комкая записку. Странно, но я ничего не чувствовал. Уставившись в стену, я не мог шевельнуться. Время, казалось, споткнулось и застыло. У меня не осталось ничего: ни воли, ни мыслей, ни слез.

Очнувшись, я почувствовал чье-то присутствие и осторожно перевел взгляд со стены на дверь. Она стояла, прислонившись к дверному косяку. Время по-прежнему стояло на месте. Она сжимала ручку двери и неотрывно вглядывалась в меня, словно хотела запомнить этот миг на всю жизнь. Потом сорвалась с места и бросилась ко мне.

Слова здесь бессильны! Мы просто смотрели друг на друга. Это было самое красноречивое молчание в моей жизни. То, что отказывался произнести наш язык, было высказано в лихорадочном диалоге двух пар глаз.

Если бы историю можно было повернуть вспять, все повторилось бы вновь: мы одни на всем белом свете и не можем оторвать глаз друг от друга.