Изменить размер шрифта - +
Я им позвоню.

Вадик ушел, но еще долго не мог выбраться из квартиры. Его поймала Жанна и стала что-то горячо втолковывать не по-русски. Маша с Розкой слышали за приоткрытой дверью спальни ее хлопотливое бормотание и ответы здоровяка: «Конкретно… Конкретно…»

— Он что-нибудь понимает? — спросила Маша.

— Не-а. Просто не убегает, а Жанка и рада. Мы с мамой ее тоже не понимаем, а Малик слушать не хочет. Надо же ей выговориться.

— А почему имя у нее французское?

— Это наше имя, горское: Жаннат. А я — Разият.

— Как же она в Москве живет, если по-русски не понимает?

— А она дальше универсама почти не ходит. День-1И считать умеет, вот и живет… Пойдем в бесильню, — позвала Розка.

— А это что такое?

— Увидишь.

 

Бесильня была набита мягкими игрушками. И стены мягкие, как ватное одеяло, и дверь, а на полу толстенный ковер и маленький батут посередине. Ори, включай музыку, скачи — никому не помешаешь и ничего не сломаешь.

Розка с Машей разлеглись на ковре.

— Мне бы такую комнату, — сказала Маша, подтягивая под голову вместо подушки мехового мамонта.

Розка лениво крутила хвост тигренку. Ростом он был почти с нее.

— Фиг тебе на воротник. Не люблю, когда завидуют.

— Я не завидую. Я хотела сказать, мне бы такую комнату, когда я была помоложе.

— А сейчас неинтересно? — отшвырнув тигренка, Розка ловко вскочила на батут и подпрыгнула. Макушкой она чуть-чуть не достала до потолка. — Побеситься неинтересно?

— Иногда интересно, — призналась Маша. — А так я больше люблю наряжаться, компьютер и пистолет. И ногти красить.

— Скучно быть взрослой. — Розка еще раз взлетела до потолка и приземлилась рядом с батутом на большущего красного зайца. — У, переросток! Это папкины бизнесмены дарят. Одних мишек восемь штук. Никакой фантазии.

— Просто им все равно, — заметила Маша. — Я как приду к маме на работу, так все тащат мне одинаковые шоколадки из буфета. Еще никто не спросил, чего я хочу, — может, жвачку или пирожок. Они же дарят эти шоколадки не потому, что меня любят, а потому, что я дочка Маргариты Незнамовой.

— Ух ты! — удивилась Розка. — Маргариты Незнамовой? Журналистки, которая в Сочи по телеку?

— Ага, и по телеку, и в газетах. Только мы теперь будем Алентьевы, как папа и Дед.

— Она, что ли, замуж вышла?

— Вышла, давно. Один раз она уже была Алентьевой, а потом стала Незнамовой.

— А зачем туда-сюда фамилию менять?

— У нас же Дед разведчик, — стала рассказывать Маша. — Американцы его схватили, допрашивают, а он молчит. Год молчит, два молчит… Пять лет молчал. Мама с папой успели пожениться и поехали работать в Стокгольм. Папа тоже был разведчиком, а мама просто журналисткой. И американцы решили: раз Дед молчит, надо завербовать его сына с женой. Пускай они перебегут на американскую сторону и уговорят Деда выдать все тайны. А наши разведчики поняли, что американцы не отстанут, и перевели папу в Анголу, а маму спрятали в Укрополе и поменяли ей фамилию.

— А дальше что? — Розка дрожала от любопытства.

— Ничего хорошего, — вздохнула Маша. — Папа в Анголе погиб, мама родила меня и осталась жить в Укрополе. Мне она говорила, что папа был врачом и умер от какой-то африканской болезни. А потом американцы выпустили Деда из тюрьмы, он приехал к нам…

— …И говорит: «Я граф Монте-Кристо», — криво улыбаясь, закончила Розка.

Быстрый переход