И он сплюнул через левое плечо.
Маша разыскала Петьку на соседском огороде. Он сидел на грядке среди огромных зонтиков перезревшего укропа.
— Видала? — пожаловался Петька. — А еще полковник!
— Я бы тебе добавила, — безжалостно сказала Маша. — Тут серьезное дело, а ты все играешь, как маленький.
— А я разве несерьезно? — с горьким удивлением возразил Петька. — Я же по-настоящему хотел помочь. Победить или умереть. По-взрослому я хотел, понимаешь?!
— Взрослые слушаются приказов, а маленькие любят, когда их уговаривают. Ты хотел по-взрослому, но чтобы тебя уговаривали, как маленького. Вот и получил по корме.
Петька встал и побрел, не отряхнув со штанов налипшую землю.
— Подожди, — остановила его Маша.
С улицы слышался шум мотора. Над забором проплыл брезентовый верх «уазика».
— Мама приехала. Вот теперь пошли. — И Маша первая зашагала в конец соседского огорода.
— А ты разве к маме не пойдешь? — догнал ее Петька.
— Зачем?
— Ну, повидаться. «Здрасьте» ей сказать.
— «Здрасьте» ей Дед скажет. — Маша вздохнула, чувствуя себя на двадцать лет старше и на сто лет мудрее Петьки. — Как ты не поймешь?! Ничего еще не кончилось, Петька. У них каждая минута на счету: то ли успеют уехать, то ли грабители обложат дом и надо будет прорываться. А я попрусь «здрасьте» говорить?
Петька остановился. Душа «укропольского егеря» рвалась туда, где надо прорываться.
— Пойдем уж, чучело. — Маша сама взяла его под руку.
В такую погоду, рассудила она, никто носа не высунет из дому. Значит, никто и не будет дразниться.
Глава XVll
Ничего себе борщ!
На вешалке в прихожей красовалась морская фуражка с разлапистой золотой «капустой». Машу замутило от одного ее вида. Фуражка была Витькина. А старший брат Соловьев ей надоел до тошноты, еще когда они жили соседями в этой самой квартире.
— Не бойся, Витька на дискотеке. Он «фургон» бережет, в дождь не носит, — кивнул на фуражку Петька.
Маша только дернула плечом. Она давно не боялась Витьку.
— Есть будешь? — предложил Петька.
— Смотря что.
— А что сготовишь. Продуктов полно, а жрать нечего. Витька получил стипендию и в кафе питается. А я свои деньги потратил на клей для лодки, — признался Петька. — Сегодня на завтрак морковку грыз.
— А говоришь, взрослый, — вздохнула Маша. — Яичницу не мог себе пожарить?
— Мог. И жарил. Пока яйца не кончились. — Петька смотрел жалостливо, как барашек. — Маш, все, что можно было пожарить или сварить, мы с Витькой уже прикончили. А тут надо ГОТОВИТЬ.
Маша пошла на кухню. «Укропольский егерь» скакал сзади, горячо бубня ей то в правое, то в левое ухо:
— Маш, а борщ ты можешь? Борща хочется. Маш, только ты не пугайся, у нас посуда не помыта.
— Посуду сам вымоешь, — отрезала она. — Найди мне передник и тряпки.
Плита была загажена убежавшим молоком и какой-то обгорелой до неузнаваемости кашей. К мойке невозможно подступиться. Грязная посуда лежала горами. Маша велела Петьке переложить ее в таз и мыть по две-три тарелки. А то бы он устроил потоп.
— Когда, говоришь, родители вернутся? — спросила она. От этого зависел выбор кастрюли для борща.
— Обещали в понедельник. |