На пассажирском сидении лежала рация. Мужчина с удовольствием слушал экстренные переговоры токийской пожарной службы.
Раскосые глаза Рёко Уэды широко раскрылись от удивления. На мертвенно-бледных щеках выступил румянец.
— Вы хотите сказать, что папу убили? — Её голос охрип.
— Мы пока не можем ничего утверждать. Идёт следствие, — мягко сказал Кусанаги.
— Но следователь из местного участка однозначно сказал, что произошёл несчастный случай…
— Так мы считали в то время. Но с тех пор поступила новая информация, и мы решили, что поторопились с выводами.
— Это какая же информация? — задала Рёко Уэда напрашивающийся вопрос.
Кусанаги решил прибегнуть к заранее заготовленной лжи:
— Нам удалось установить, что несколько смертей, вызванных падением с высоты и выглядевших как обычный несчастный случай, на самом деле следует считать убийствами. Обстоятельства гибели господина Сигэюки Уэды схожи, поэтому в целях предосторожности мы бы хотели задать вам несколько вопросов. У нас достаточно оснований полагать, что это трагическая случайность, и всё же, подчеркну, в целях предосторожности, мы должны всё перепроверить.
Кусанаги дважды повторил «в целях предосторожности». Мамия запретил говорить семье покойного об анонимке.
Ему тяжело давалось общение с семьями погибших. Особенно душа болела за тех, кто и не подозревал, что их родственника убили. Казалось, они уже примирились с несчастьем, но известие об убийстве в корне меняло их настроение. Помимо вполне объяснимой злости их охватывали глубокие сомнения: «За что? Зачем понадобилось убивать любимого нами человека?» В каком-то смысле на свете нет ничего печальней. Любые объяснения — например, признание убийцы — неубедительны и тщетны. Вспоминая о трагедии, они всякий раз изводят себя одним и тем же вопросом: «Почему?»
Кусанаги и Каору Уцуми приехали к семье Сигэюки Уэды. Квартира располагалась на первом этаже двухэтажного дома. Планировка — две спальни и гостиная, совмещённая с кухней. Туда первым делом и попадали посетители, открыв входную дверь. Следователи расположились за обеденным столом напротив Рёко Уэды, единственной дочери покойного. Ещё пять лет назад она жила с отцом, но сейчас переселилась в отдельную квартиру в квартале Катидоки. Её мать два года назад скончалась от рака.
— Предположим — только предположим, — что господин Уэда погиб не случайно. Есть ли у вас какие-нибудь соображения на этот счёт? Всё что угодно, какими бы пустяковыми они вам ни казались.
Рёко Уэда с недовольным видом покачала головой:
— Нет, никаких. Папа был довольно трусливым человеком, он почти не пил и крайне редко с кем-то ссорился. Не представлю, чтобы кто-то мог затаить на него обиду. Вчера на похоронах все так и говорили.
— Когда вы последний раз говорили с господином Сигэюки?
— На прошлой неделе. Папа сам мне позвонил. Спрашивал, как мы будем поминать маму на третью годовщину… хотя до неё было ещё далеко. — Рёко Уэда опустила глаза.
Кусанаги посмотрел на Каору Уцуми. Во взгляде читался вопрос: «У тебя есть что спросить?»
— Как я понимаю, господин Уэда был довольно опытным маляром, — начала та. — Он привык работать на большой высоте и потому не пристёгивал страховочный трос. Вы никогда с ним об этом не говорили?
Рёко Уэда чуть приподняла голову и часто заморгала:
— Однажды он сказал, что с возрастом чувство равновесия притупляется и впредь ему следует быть повнимательней. Но со страховкой и работа идёт медленно, и бдительность теряется. Я много раз его просила: осторожней, но… — Конец фразы потонул во всхлипах.
Следователи покинули квартиру Рёко Уэды в подавленном состоянии. |