Постепенно мои упершиеся в карту на экране прокатного компьютера глаза стали слипаться от усталости и вина, изображение расплылось, я то и  дело терла глаза, и вдруг стала замечать, что Плайя-дель-Инглес на самом-то деле треугольник, острым концом указывающий вниз, на юго-восток, как раз в том месте, где «Риу палас отель» выхо­дит к песчаным дюнам. В нем мы как раз всегда и  жили. И больше всего меня очаровало, что два крыла отеля образуют вход в треугольник, в ре­зультате чего центральная часть Плайя-дель-Ин­глес более всего походит на женские гениталии, с родовым каналом, кольцами кровеносных сосудов и всем хозяйством. Плайя-дель-Инглес, оказывает­ся, имеет форму вагины, очень ясно очерченную, словно бы тамошняя коммуна сделала это наме­ренно, должно быть, они планировали это годами и подключили нанятых архитекторов и дизайне­ров, настолько правдоподобная форма не может возникнуть сама по себе, за этим конечно же сто­ит огромная работа, а девственную плеву образует отель, в котором несколько раз подолгу жили мы с мамой, папой и Томом, а родовой канал идет по той улице, по которой мы все время ходили, но названия которой я не помню, а потом высоко на­верху она сворачивает направо, в сплетение сосу­дов, нервов, тканей. Меня захватило совершенное открытие, оно казалось логичным и очевидным, причудливым и изысканным, я громко смеялась, а пассажиры ранних рейсов сердито косились на ме­ня. У меня в голове происходит что-то замечатель­ное, стоит мне выпить вина. Противостоять этому я не могу. Стоит мне сделать глоток вина, и даль­ше все катится само по себе. Мне не нужно делать больше ничего, только ждать. Но мне нравится ре­зультат, к которому все катящееся приходит. Судя по всему, я из тех, кто в подпитии не впадает в тоску и агрессию, они, напротив, делаются радост­ными и не принимают ничего близко к сердцу. Вот что приятно. Кстати, а чем не выход для меня — стать алкоголиком? Своего рода промежуточное решение. Не настолько трагично, как смерть. Но лучше, чем ничего.

27 апреля

Сейчас ночь, я прячусь в седьмом накопителе аэропорта Шарль де Голль под Парижем. Я летела в Мадрид с пересадкой здесь, опять выпила винца, и когда остальные пассажиры уже сидели в само­лете, а меня второй раз объявили по радио, на ме­ня вдруг напала паника, почему-то мне стало жут­ко,  что я войду в самолет последней. В накопителе никого не было, и мне вдруг ударило в голову, что надо спрятаться. Короче, я никем не замеченная забралась на бетонную платформу, это часть несу­щей опоры той причудливой архитектурной кон­струкции, которой является этот аэропорт. Ну вот, и теперь я сижу на бетонной площадке, в кото­рую упираются бетонные же арки. Никому меня отсюда не видно. И почему бы не скоротать тут ночь. Просто чтобы за мной числился такой под­виг. Я видела, как бегал персонал, как они пару раз выскочили на улицу, чтобы убедиться, что ме­ня нигде нет, но в конце концов самолет улетел, у меня ведь нет багажа, который надо было бы выгружать, мне показалось, они обрадовались, вы­яснив это., Приятно доставлять людям радость. Выждав, я подползла к краю платформы, прямо подо мной разговаривал по телефону датчанин. Он сказал, что держит в руках пустой бланк и что ему нужны некоторые цифры. Он слушал и записы­вал. Он сказал «семнадцать, хорошо, сто, отлич­но, тридцать два» и еще цифр десять-пятнадцать. Заполнил весь бланк и пошел в самолет. Меня поразило, как просто устроена его жизнь. Можно подумать, все у него будет тип-топ, важно только правильно записать циферки. Завидно смотреть, как легко он избавляется от забот. Если бы ко­лонка цифр могла решить и мои проблемы! За­писала их в столбик и пошла по жизни дальше, будто пава. А я? Валяюсь на бетоне и все о чем- то грежу. Я наловчилась писать, и делаю это уже почти не думая. Папа бы меня не узнал. Такое чувство, что за меня думает рука.