— Ты летишь первым классом, — напомнила мама. — Тебе должно быть удобно.

— Просто здорово, — сказал я. — Один парень в школе говорил, что в первом классе пассажирам дают пломбир с орехами и фруктами.

— Может быть, — ответил папа, в который раз взглянув на часы. Потом он перевел взгляд на ворота. — Ну, сынок, тебе пора!

Мама вздохнула и обняла меня за плечи.

— Доброго пути, Майкл! — Она прижалась щекой к моей щеке, а когда отстранилась, я увидел у нее на глазах слезы.

Папа тоже обнял меня, откашлялся, но так ничего больше и не сказал.

— У меня все будет в порядке, — еще раз пообещал я. — Позвоню от тети Сандры, как только долечу.

Мама, спохватившись, передала мне белый конверт. Я сунул его во внутренний карман джинсов. Папа поднял мою сумку и повел меня к воротам.

— Твое место 1а, — еще раз напомнил он, передавая мне брезентовую сумку, и потрепал по плечу.

Я обернулся и помахал им рукой. Мама вытирала слезы теперь уже с обеих щек.

— У меня все будет хорошо! Правда! — крикнул я им.

Потом повернулся и пошел по посадочному тоннелю в самолет. Bay, подумалось мне. И чего это они такие странные? Разве я единственный ребенок, который один летит в Орландо?

Когда я вошел в самолет, то не увидел стюардессы, а впрочем, мое место и так легко найти: оно в самом первом ряду первого класса.

Я засунул сумку наверх, в отделение для багажа, а потом плюхнулся в кресло.

Ох, до чего удобно! Приятно будет лететь, решил я и, перегнувшись через подлокотник, посмотрел в проход: мне хотелось спросить какую-нибудь стюардессу, будут ли нам показывать кино.

Но пока никого не было видно.

Я нащупал ремень и попытался пристегнуть его. Наконец, мне это удалось, и я откинулся назад, на мягкую кожаную спинку. И тут вспомнил про конверт, который в последнюю минуту дала мне мама.

Вытащив белый конверт из кармана джинсов, я внимательно посмотрел на него. Простой белый конверт.

Может быть, это письмо тете Сандре? Или записки для меня? Странно, почему родители ничего не сказали?

Я вскрыл конверт и вынул лист бумаги. Развернул его, поднес к лицу, и мое сердце бешено заколотилось.

Я прочитал: «Мы не твои родители».

Глава 2

— Ой! — невольно вырвалось у меня.

Я схватил бумагу обеими руками и перечитывал эти четыре слова снова и снова, пока у меня не помутилось в глазах.

— Это, наверно, шутка, — пробормотал я про себя.

Мама с папой вечно поддразнивали меня, потому что я не был похож ни на одного из них. Они оба высокие, светловолосые, а у меня волосы темные и такие же глаза, я низкорослый и коренастый.

Но все равно это какая-то странная шутка — то, что в письме.

Я снова перечитал короткую записку. Про себя. А потом медленно вслух: «Мы не твои родители».

Слова были написаны синими чернилами, крупным почерком отца. Я почувствовал, что мои руки затряслись. Сложив записку, я сунул ее в карман.

— Странно, — пробормотал я. — Все это очень странно!

Если это шутка, то я ее не понял. И решил, что по приезде спрошу об этом тетю Сандру. Или позвоню маме с папой из Орландо и узнаю, что это значит: «Мы не твои родители»?

У меня подвело живот и учащенно забилось сердце.

Я еще раз взглянул в проход, и опять — никаких стюардесс. Потом приподнялся в кресле и осмотрелся.

В первом классе — ни единого пассажира, кроме меня. Я насчитал четыре ряда пустых серых кресел.

Интересно, что, я один лечу в первом классе? Удивление мое росло.