– Жаклин сказала, – монотонно бубнила она, – что, как только я пойму, где находится эта вещь, из Москвы приедет женщина – молодая, красивая, талантливая. Я ее люблю и хорошо знаю, и она мне поможет – я вновь обрету память.
Трясущейся рукой Эмма натянула на лоб платок и произнесла:
– Это ты!
Я подпрыгнула.
– Что? Кто?
– Ты та самая женщина – молодая, красивая, талантливая, которую я люблю и хорошо знаю, – повторила собеседница. – Жаклин не называла имени, но мне‑то понятно – это ты!
– Очень приятно слышать о себе такие слова, но мы совсем не знакомы, – пролепетала я.
Эмма села на валик дивана.
– Я читаю все книги Виоловой, собрала полный комплект. Ты меня видишь второй раз в жизни, но я, можно сказать, живу с Ариной, она мне очень хорошо известна, почти родственницей стала. Сбылось предсказание Жаклин: едва я успела понять, где лежит подвеска, как из России прибыла моя любимая писательница. Все станцевалось! Умоляю, помоги!
– Делать‑то что надо? – тупо спросила я.
– Съезди завтра в Пелоппонесус, он находится в сорока километрах от Флоридоса. Войди в сад дома, где жили родители Софьи, найди там скульптуру кошки, отверни ей голову и достань жестяную коробочку. В ней и лежит медальон. Едва я возьму его в руки, как вспомню все! – торжественно объявила Эмма.
– Кто же меня пустит в частное владение? – ошарашенно спросила я.
– Дом ветшает, территория не охраняется, – последовало пояснение.
– А почему ты сама не съездишь?
Эмма сползла с валика на софу.
– Антон считает меня слегка сумасшедшей, – нехотя сказала она, – мы с ним практически не живем вместе. Никто не виноват, так получилось. Та авария, с одной стороны, показала, как мы любим друг друга, но она же и разрушила нашу семью. Я обитаю в Греции, супруг в Москве. О каких близких отношениях можно говорить? У Антона бизнес в России, и он не хочет его бросать. Поспелов приставил ко мне экономку, та докладывает ему о каждом моем шаге. И если я предприму действия, которых он от меня не ожидает, вполне могу оказаться в психушке.
– Что‑то я никак не пойму… – начала я, но Эмма не дала договорить:
– И понимать не надо! Просто съезди и привези коробку. Все. Неужели ты откажешь мне в такой пустяковой просьбе? Мое счастье в твоих руках.
Я колебалась, и тут Эмма размотала платок и сняла очки.
– Смотри, – приказала она, – Господь лишил меня человеческого облика и памяти. Внешность не вернуть, но воспоминания можно обрести заново. Тебе меня не жаль?
У меня екнуло сердце.
– Хорошо, я съезжу.
– Завтра!
– Ладно. Попрошу Раису заказать такси.
Эмма помотала головой:
– Не надо. Вот ключи от машины. У тебя же есть международные права?
Я взяла связку с брелоком и кивнула:
– Да, права у меня с собой. Но ведь без доверенности нельзя садиться за руль чужого автомобиля. Или в Греции другие правила?
Эмма потянулась за небольшой сумочкой, которую, войдя в бунгало, она бросила на диван. Достала из нее листок и коротко сказала:
– На.
Я развернула документ, но прочитать его, естественно, не могла – текст был на греческом языке.
– Это доверенность на машину, – пояснила Поспелова, – на твое имя.
– Ты ее заранее оформила? – изумилась я.
– Жаклин сказала, что женщина из России согласится поехать, – кивнула Эмма. – Что она мне непременно поможет.
Я заморгала и опять ощутила дискомфорт, но в это мгновение Поспелова кинулась ко мне, обняла и прижала к себе. |