Вторая порция зарядов выжгла последних защитников. А где-то в глубине разливающаяся по всем подземным переходам нефтяная смесь одного за другим изжаривала на месте простых обитателей муравейника: рабочих, фуражиров, уборщиков. Некоторые пытались тушить огонь кислотой и достигли бы успеха, но за первой волной жидкого огня нахлынула вторая, и самоотверженные пожарники все до одного сгинули в бушующем пламени.

Пауки тем временем изловили нескольких шестилапых, опутали паутиной и притащили к Младшему Повелителю.

Ошеломленный чудовищным действием огненной смеси, он в первые мгновения даже не смог сосредоточиться на примитивных рассудках муравьев. Впрочем, для этого допроса большой ментальной мощи не требовалось, и скоро пленные не по своей воле выдали ему примерный план своего дома.

Большинство из них были солдатами и не очень хорошо ориентировались в нижних уровнях, но один оказался уборщиком пещер, где из яиц нарождались личинки, а из них — новые муравьи. Его обязанностью было выносить из Родильной пещеры на свет погибшие яйца, чтобы соседние не заразились какой-нибудь опасной гнилью. Нижний ярус муравейника он знал хорошо. Знал и путь к огромной пещере, где обитала самая главная ценность Семьи рыжих — матка. Внутрь, правда, его ни разу не пускали — у входа стояла личная охрана, — но много раз доводилось пробегать мимо, скорчившись от требовательных прикосновений щупиков бдительных стражей.

Фефн удовлетворенно оттолкнул примитивное сознание и тут неожиданно почувствовал рядом присутствие чужого разума, равного, по меньшей мере, ему самому. Повелитель хотел было возобновить контакт, но маленький муравей-уборщик был уже мертв. Он бессильно ткнулся коротенькими жвалами в землю у лап Фефна. Остальных пленников, повинуясь приказу, разорвали на части пауки и тут же пожрали.

Младший Повелитель настороженно ощупал ментальное пространство вокруг себя — никого. Словно и не было рядом того странного чужого разума. Может, и вправду показалось? Он развернулся, проверяя, как идут дела у союзников-людей.

Из почерневших, спекшихся проходов тянуло удушливой гарью, клубами лез к небу вонючий жирный дым. Рядом стояли люди, опершись на тонкие издали палочки копий, растерянно, как показалось Фефну, наблюдая за тем, что сотворили их собственные руки.

«Я знаю, где скрывается враг», — передал он командирам людей.

— Отлично. Сейчас подождем, пока догорит, и вниз. Так. Всем раненым остаться здесь, прикрывать нам спину. Сколько? Семеро? Тогда еще останутся все пращники…

— Ни за что!

— Я что приказал?! Не спорить! Или Салестер вам плохо объяснил, что такое дисциплина? Внизу нам меткость не понадобится — в упор не промахнешься. Ясно? И еще. Все, у кого нет детей, вниз не пойдут. Отойдите от прохода. Калнас? А ты куда? Что, у тебя где-то есть дите, про которого я не знаю…

Рейдеры переругивались с Кенгаром, оставаться никому не хотелось. Как потом объяснишь там, дома, жене или подруге погибшего товарища, что, пока он сражался с шестилапыми внизу, ты преспокойно топтался у входа?

К мастеру охоты подошел Редар. Копье его было вымазано чем-то вязким, на накидке зияли продранные жвалами дыры, рукав — весь вымазан в саже…

— Я все равно пойду, хотя у меня и нет детей, — спокойно сказал он так, чтобы его мог слышать только Кенгар.