— Ликка, — шепотом позвала она, — присмотри за ней, я сейчас.

— Хорошо, Правительница. Айрис вышла в коридор.

— Что скажешь, мастер?

Кенгар коротко рассказал новости.

— Безрадостно, хотя именно этого я и ждала. Пустынников предупредили?

— Да, Правительница. Разведчики заглянули к старому Каверре. Он просил их передать тебе благодарность.

Айрис кивнула. Седовласый Каверра, сухопарый, по-пустынному жилистый, был на Кромке кем-то вроде старейшины, его советы слушали многие жители песчаных нор. В самом начале муравьиного нашествия он одним из первых решился отдать свою часть охотничьей добычи пещерникам. Тогда его поддержали почти все.

— Скажи Кивинаре: пусть похоронят Гиндага вместе с другими. Он хоть не воин, не охотник, но погиб в бою. Он заслужил. Да и вопросов будет поменьше. Все посчитают, что парня убили муравьи в охотничьей стычке, например.

Гиндага похоронили в Безымянном ущелье вместе с другими воинами. От сильных ветров в ущелье часто случались обвалы — лучшей могилы и не найдешь. Обломок его копья Кенгар отдал мастеру Игнару, оружейнику. Пусть сделает новое. Возможно, когда-нибудь родится тот мститель, что воткнет его в черную тушу смертоносца.

Все эти дни Ремра из своей пещеры и носа не высовывал. Во всем, что случилось, парень винил себя, считал, что мог бы спасти Редара — по крайней мере, заслонить друга собой. Ментальный удар почему-то не до конца подействовал на него. Уже через какие-то мгновения Ремра пришел в себя и видел, как смертоносцы суетливо опутывают неподвижного Редара паутиной, как водружают пленника на дозорный шар. На очнувшегося двуногого они не обратили внимания, — видно, он показался им не опасным. Теперь же Ремре было невыносимо стыдно своего малодушия. Ликка пыталась растормошить его, ей как никогда требовалась его поддержка: подруга уж третий восход лежала без сознания. Но Правительница запретила говорить про смертоносцев, а выдумать более или менее правдоподобную ложь Ремра так и не смог. Потому приходилось мрачно отмалчиваться, грубо обрывать все ликкины попытки его разговорить.

Наконец девушке надоело: высказав Ремре все, что о нем думала, она в слезах выбежала из пещеры.

— Ох, эти мужчины! — вечером, немного отойдя, жаловалась она Ведане. — Все поставят с ног на голову со своей дурацкой честью и смелостью. Уж не знаю, что там у них в песках произошло, но я-то вижу: в чем-то он себя винит. А спросишь — молчит, в точности как младший брат мастера Игнара, полслова в день скажет — уже праздник. Говорю: расскажи мне, легче станет… Не-ет, куда там. Словно воды в рот набрал. Но все равно, что бы ни случилось — это уже случилось. Нечего себя винить. Даже если и вправду что-то не так сделал. В итоге, неизвестно, где Редар и что с ним, Кира с лихорадкой свалилась, а он, вместо того, чтобы кому-нибудь из них помочь, сидит и лелеет свою вину. Ах, я виноват, ах, нет мне прощенья! Мертвые пески! Мужчины, сколько бы дождей им ни минуло, всегда остаются мальчишками…

Последнюю фразу Ликка как-то подслушала у своей матери и теперь, заканчивая ею свою гневную тираду, не совсем была уверена в том, что до конца понимает смысл сказанного. Но звучало здорово — Ведане оставалось лишь согласно кивать.

— И вообще… Не просто так это все.

— Что ты имеешь в виду? Ремру?

— И его тоже. Посуди сама: что у них там случилось — никто не говорит. А ведь трое парней пропало. Зато сегодня на рассвете взялись переделывать заслоны, а еще — мне Малик рассказывал — Салестер посты свои повыше в скалы перевел…

— Но Правительница…

— Именно! Молчит, будто ничего и не произошло.