Чужаку нечем защищаться. Но все же кое-как подтянул брюшко к голове одного и другого, выпустил каждому по капельке яда. Отравленные не выдержали, бросили свои посты, помчались вытирать о землю головы.

На короткое время равновесие сил оказалось нарушенным, шестерка оставшихся муравьев зашевелилась. Но свободное место вскоре же заняли другие и снова застыли, напрягая силы. К ним подбегают другие, осматривают чужака, щупают его усиками, но никто не намеревается с ним расправляться. Ждут кого-то мудреного, а его нет, запропастился. И так долго продолжалось ожидание, что мои ноги заныли и не стадо сип сидеть на корточках.

Через полчаса все то же. Еще через полчаса я застал палача. Он сидел верхом на чужаке, и, не торопясь, старательно отпиливал ему голову. Наконец сделал дело, казнил противника. Происшествие исчерпано, кучка муравьев разбрелась в стороны.

Если присмотреться к такыру, то издалека видно, как всюду по нему по всем направлениям безудержно мечутся муравьи-бегунки. Ни один из них не остановится, не передохнет секунду. Впрочем, как остановиться, когда земля накалена, пышет жаром, по ней такой горячей, можно только бежать.

Муравьи заняты беспрестанными поисками добычи. Их жилище посреди бесплодной, голой земли, кажется ошибкой, тяжким испытанием. Чем они здесь могут питаться в этой мертвой пустыне?

Загадка бегунков вскоре открывается. Такыр — что море. Не всякий летящий пересекает его по своей воле. Кое-кого, ослабевшего, сюда приносит ветер. И он, опустившись на гладкую площадь, почти мгновенно попадает в челюсти ретивых охотников. Немало насекомых выползает из зарослей трав, обрамляющих такыр со всех сторон. Многие из них не в силах изменить заранее взятое направление пути и продолжают его уже на открытом пространстве. Но не у всех хватает сил преодолеть эту раскаленную сковородку без кусочка тени, без спасительной норки или трещинки. Оглушенные жаром и сухостью, они тоже становятся добычей. Наверное, еще на такыр падают на лету насекомые, закончившие свой жизненный путь. Здесь их легко найти, не то, что среди зарослей растений.

Один надоедливый слепень охотится за мною уже более часа. Сейчас он зорок, быстр, неуловим: мгновенная посадка на кожу и сразу же укус. От неожиданной боли вздрагиваешь, замахиваешься, а кровопийца и след простыл. Очень осторожен и верток. Долго ли он будет меня истязать! Наконец победа за мною. Слепень пойман, придавлен и падает на землю. Маленький бегунок-разведчик сейчас же хватает его и мчится с ним, таким большим, прямо к кучке свежевыброшенной земли. Такыр велик, но по нему, такому гладкому, легко тащить добычу. В общем, выходит, что не зря на нем обосновались муравьи и, судя по всему, по размерам курганчика возле входа, дела у поселенцев идут отлично, хотя вокруг царят сухость и жара и всюду мертвая голая земля.

Большое дерево

Много лет подряд я посещаю урочище Чингильсу в восточных отрогах Заилийского Алатау. В нестерпимый зной здесь всегда прохладно, чистый прозрачный ручей струится среди пустынных, выгоревших на жарком солнце гор. Под развесистыми ивами всегда глубокая тень, масса цветов и... насекомых. На угрюмых скалах перекликаются кекпики, кричит в воздухе пустельга, и еще много разных обитателей в этом царстве зелени, живительной влаги и покоя.

Но так бы по прежде. В последние годы Чингильсу очень сильно изменился. До земли съедены растения, поломаны деревья, общипаны кусты, голая пыльная земля покрыта овечьим пометом. Изменился и ручей, и воды в нем заметно убыло. Раньше скот приходил сюда только на зимовку. Ранней весной, чтобы сохранить для предстоящей зимовки место, животных угоняли на все лето в горы.