Рина

– Тут муха летает. В холоде таком! – пожаловалась Лара.

– Она живая? – спросила Фреда.

– Не знаю. Наверно.

Лара даже не поняла тупости вопроса. Ее можно было спрашивать о чем угодно, например какого цвета зеленые огурцы, и она всегда серьезно отвечала.

– Так еще страшнее, если неживая муха летает, – влезла Рина.

Фреда засмеялась. Мерин Бинт чего-то испугался, шарахнулся и едва не размазал Кузепыча по стене.

– Якорный пень! Кто бросил здесь эту синюю тряпку? – завопил Кузепыч.

– Это не синяя тряпка! Это моя голубая кофта! – вознегодовала Алиса.

– Во! Кофта! – Кузепыч назидательно поднял палец. – Раз я не понимаю – с мерина чего взять? Это ж лошадь! Она что непонятное видит и психует!

– Но вы же кофты, надеюсь, не боитесь? – мстительно щурясь, спросила Алиса.

– Откуда ты знаешь, что не боюсь? Чего ты повод под ноги бросила? Не терпится новый покупать? У тебя кто папа – арабский шейх?

Алиса еще в школе выяснила, что, когда называешь папину работу, люди удивленно замолкают. И это не было ложью. Древнегреческие босоногие горшечники, изготавливающие свои вазы весело и на глаз, многому могли бы научиться у ее папы в плане строгого соблюдения технологий, но почему-то не они подделывали папины вазы, а он их. Кроме того, ее спокойный, внешне не приспособленный к жизни папа умел удачно продавать вазы в Интернете.

Кузепыч удивляться не стал, хотя слышал об этом впервые. К информации отнесся по-деловому.

– Что ж ты раньше молчала? Пусть сделает мне двадцать горшков по полтора литра и одну здоровенную чашу, я потом скажу насколько. А мы ему за это лопату выдадим и позволим накопать у нас в овраге сколько угодны отличной глины, – с энтузиазмом пообещал он.

Овраг был за территорией ШНыра, у ручья. Считалось, что глина там хорошая, хотя папе в этом плане угодить было вообще невозможно. Он выписывал ее чуть ли не из Египта и долго еще с чем-то смешивал, разбивая комки миксером. Алиса понадеялась, что папа ее не убьет. Хотя он мирный. Максимум пожалуется маме, а та выведет на принтере правила пользования папами и развесит повсюду, куда сможет дотянуться.

– А если бы мой папа был пулеметчик? Вы бы его тоже запрягли? – поинтересовалась она.

– А то как же! Послали бы на съезд ведьмарей. Нет такой профессии, какая не сгодилась бы в ШНыре! – обнадежил ее Кузепыч и удалился крабьей походкой, по дороге подбирая валявшиеся в проходе веревочки и пряча их в карман. С каждой веревочкой настроение у него улучшалось.

Когда Алиса убрала кофту, Бинт перестал пугаться и позволил вывести себя из пегасни.

– Дебил! Чтобы тебя на консервы забрали! – напутствовала его Алиса.

– Спокуха, чудо былиин! Слезами деду не поможешь, – подмигнув, сказал Ул.

Алиса громко фыркнула, да так, что ей отозвались сразу три пега и одна Фреда. Это было так неожиданно, что многие расхохотались.

– Прикольно, – сказал Сашка.

Алису бросило в краску. Как многие обидчивые люди, она плохо отличала, когда смеются над ней, а когда над смешной ситуацией, в которую она вовлечена.

– Ах так! Ну и прекрасно! Всем весело, и это замечательно. Замечательно, когда всем весело! – сказала она стершимся от негодования голосом.

Улыбки тех, кто окружал Алису, разом выцвели. Алиса была мастером истерик всех видов – тихих и громких. Ну с громкими понятно, а суть тихой истерики состояла в том, что она говорила спокойным ровным голосом и говорила будто бы правильные вещи, но почему-то через тридцать секунд всем хотелось разорвать ее в клочья.

– Я, пожалуй, пойду вынесу мусор, – Сашка наклонился, чтобы взять ведро, но в его ручку уже вцепился Кирюша.