Как и все мои сотоварищи по босяцким «университетам».
Жорж: — Босяки! Мама моя, как же я их боялся! Моей няне было за 50. Она была барышней и все ждала, что ее непременно изнасилуют босяки. А мне сделают повторное обрезание. Мой папенька — честный аптекарь с Ордынки Мойша Кемерзон, в самом начале бузы уехал искать родных в Одессу. Больше мы его не видели. Мамочка… Она сгорела от горя и нищеты, а ее единственный сын, вундеркинд Жорик Камерзон попал в приют. Да–да! Я не хотел на улицу — нет! Я выбрал другой путь. Пусть бьют, отбирают воскресную булочку и обзывают поцом. Только не в подвал с крысами, не к босякам!
(Следующую сцену можно опустить)
Алекс: — Лично для меня школа беспризорника способствовала формированию кодекса чести «отброса общества» или, если хотите — чуждого элемента. Вдохновенно чуждого и чрезвычайно активного.
Жорж: — И кто здесь любит чуждых? Таки не надо рассчитывать, что на твою могилу Профсоюз Советских тружеников принесет венок, а коммунары в пыльных шлемах споют песню о Буревестнике!
Алекс: — Я вижу иную картину в тонах раннего Маяковского.
Сцена изображает кладбище. У собственного надгробия восседает Александр. Ему внимает толпа «отбросов общества», вырядившихся по случаю торжества в фантастические обноски (типа персонажей фильма «Небеса обетованные»). Здесь представлены и «совкоры», и «офицеры», и крупные госслужащие и «дамы».
Алекс:
Жорж::
— «Покойный был отменный плут и вор» -
чиркнет в паршивой газетенке какой–нибудь совкор.
Совкор–бомж с записной книжкой: — Точней: «Авантюрист классической закваски. Нью — Калиостро в супер–модной маске».
Жорж: — Маэстро, профессоре, виртуоз.
Суров, бесстрашен, нагл!
Дама (бакалейщица Баранова со связкой писем): — Брутально дерзок, как «Парфюм де Роз». А временами жутко мил!
Жорж: — У памятника круглый год — охапки свежих роз…
И резюме: «его Любила жизнь, а он ей изменил…»
ТОЛПА ХОРОМ: — А по–то- му….
— Нежность прогони — ни к чему.
Жалость растопчи — не нужна!
Верности скажи — «Уходи!»
Обними, любовь — не меня!
Совкор: — Происхожденье… хм, не то чтоб пролетарское,
Но не дворянское — избави упаси!
Жорж: — Манеры… Вот уж, извините, — барские:
«Пшел вон, подай да принеси».
Алекс: — Всем, господа, — в подарок завещанье.
Взамен дензнаков — дельные советы:
вместо речей и слезного прощанья
активнее вникать в мои секреты,
усваивать искусство, как вести игру.
А философские декреты
Покрепче зарубить на собственном носу:
Не задавай вопрос — зачем рожден на свет,
О принципах везения не вопрошай судьбу:
Ответ получишь не верней, чем майский снег,
Или чем дым, покинувший трубу.
Жорж: — По мне раздумывать о смысле бытия,
Что в петлю лезть или идти под нож.
Мораль существования проста:
Что сеял, милый, то и жнешь.
ВМЕСТЕ: — А по–то–му….
— Нежность прогони — ни к чему.
Жалость растопчи — не нужна!
Верности скажи — «Уходи!»
Обними, любовь, не меня!
Массовый танец, сменяющий ритмы похоронного марша на разбитной чарльстон или шимми. |