Мунисай кричал с берега. Мать скрылась под водой. Младенец, выброшенный на прибрежную гальку, лежал среди цветущих примул и закатывался от плача.

Мусаси открыл глаза. Он снова начал засыпать, а женщина, не то мать или какая-то другая, вторглась в его сон и разбудила его. Мусаси не помнил лица матери. Он часто думал о ней, но не мог описать ее словами. Видя чужих матерей, он предполагал, что его мать похожа на этих женщин.

«Почему сегодня ночью?» – промелькнуло у него в голове. Хмель почти выветрился из головы. Мусаси лежал, глядя в потолок. По толстому слою сажи пробегали красные отблески от тлеющих в очаге углей. Взгляд Мусаси остановился на подвешенной к потолку игрушечной ветряной мельнице. Он вдруг сообразил, что запах матери и младенца исходит от постели. Мусаси охватила легкая грусть. Сон вновь объял его. Игрушка над головой приняла расплывчатые очертания.

Мельница начала медленно вращаться. Ничего удивительного, игрушечная вертушка для того и сделана. Вертеться она может только от движения воздуха, от сквозняка. Мусаси приподнялся. Вслушиваясь в темноту, он уловил едва слышный звук осторожно закрываемой двери. Вертушка остановилась.

Мусаси опустил голову на подушку, соображая, что происходит в доме. Он походил на жука под листом, который угадывает погоду наверху. Мусаси чутко реагировал на малейшие изменения, происходившие вокруг. Нервы напряглись до предела. Мусаси понял, что жизнь его в опасности. Но почему?

«Разбойничий притон?» – спрашивал себя Мусаси. Настоящие воры сразу бы определили, что у Мусаси нечего красть. «Кузнец затаил на меня обиду?» Вряд ли. Мусаси был уверен, что прежде никогда не встречал Байкэна. Мусаси кожей ощущал приближение смертельной угрозы, хотя не знал, чем он навлек ее. Он чувствовал, что опасность совсем рядом, что надо мгновенно решать: ждать ее, притворяясь спящим, или делать упреждающий шаг.

Мусаси протянул руку через порог в кузницу, нащупал сандалии и осторожно обулся под одеялом.

Вертушка начала вращаться. В бликах очага она напоминала заколдованный цветок. С улицы послышались тихие шаги. Кто-то осторожно двигался и внутри дома. Мусаси быстро скатал постельные тряпки в подобие спящего человека.

Из-под короткой занавески-норэн в дверном проеме сверкнули два глаза. Человек крался с обнаженным мечом. Другой, сжимая копье, скользнул вдоль стены к изножию постели. Оба вслушивались в дыхание спящего. Затем, как облако дыма, явился третий. Это был Байкэн с серпом в левой руке и железным шаром в правой. Переглянувшись, троица задышала в одном ритме. Человек, стоявший в изголовье постели, изо всех сил пнул подушку, второй с копьем сделал шаг назад в кузницу и нацелился в спящего. Байкэн, спрятав серп за спину, крикнул:

– Вставай, Мусаси! – Пустая постель безмолвствовала. Человек с копьем откинул одеяло.

– Его нет! – воскликнул он.

Байкэн, быстро оглядев комнату, заметил крутящуюся вертушку.

– Где-то дверь отрыта! – бросил он.

Послышалось ворчание третьего человека. Дверь кузницы, выходившая на задворки дома, оказалась распахнутой. Морозный воздух ворвался в нее, выстуживая дом.

– Отсюда ушел!

– Прозевали, болваны! – выругался Байкэн, выскакивая на улицу. От стены дома отделилось несколько теней.

– Порядок, хозяин? – спросил кто-то. Байкэн взорвался от гнева.

– Ты что несешь, дурак? Зачем я вас здесь поставил? Он сбежал под носом у вас.

– Ушел? Как же он ухитрился выйти?

– Это у вас нужно спросить, безмозглые скоты!

Громко топая, Байкэн вбежал в дом.

– У него только два пути, – послышался его голос.