– Стыдно признаться, но я о нем не знаю.

– Действительно позор! И не надо удивляться, когда вас называют олухом. У вас высокий чин, но вы вопиюще необразованны и поэтому ни на что не годитесь. Ладно, не будем больше о неприятном для вас. Хочу сделать вам одно предложение. Берусь лично поймать Такэдзо в течение трех дней.

– Вы?

– Думаете, я шучу?

– Но…

– Что «но»?

– Подкрепление из Химэдзи, крестьяне, пешие солдаты, в общей сложности более двухсот человек прочесывают горы целых три недели.

– Знаю.

– И поскольку сейчас весна, положение Такэдзо не так уж плохо. В горах полно съестного.

– Вы рассчитываете на снег? Ждать восемь месяцев?

– Нет, вряд ли мы можем себе это позволить.

– Конечно. Именно поэтому я предлагаю поймать Такэдзо. Мне не нужна помощь. Я, вероятно, возьму с собой Оцу. Двоих нас достаточно.

– Вы серьезно?

– Не беспокойтесь. Не думайте, что Такуан Сохо растрачивает время только на шутки.

– Прошу прощения!

– Как я сказал, вам незнакомо «Искусство Войны», и в этом причина вашего позорного провала. Я простой монах и все же, как мне кажется, понимаю Сунь У. Но я хочу поставить одно условие. В противном случае я просто буду наблюдать за вашей тщетной суетой до тех пор, пока не упадет снег, а заодно и ваша голова, пожалуй.

– Какое условие? – недоверчиво спросил самурай.

– Если я приведу беглеца, вы предоставите мне право решить его судьбу.

– Что вы имеете в виду?

Самурай потянул себя за ус и стал соображать. А если этот странный монах водит его за нос? Он красноречив, но вполне может быть сумасшедшим. Вдруг он друг Такэдзо, его сторонник? Может, ему известно, где тот прячется? Но если и не знает, что волне вероятно, надо дать возможность осуществить его безумный план. В последнюю минуту монах все равно выпутается.

Поразмыслив, самурай кивнул в знак согласия.

– Хорошо, поймав его, вы решите, что с ним делать. А если вы его не поймаете в течение трех дней?

– Повешусь на большой криптомерии, которая растет в саду.

Рано утром следующего дня храмовый слуга вбежал в кухню и объявил, едва переводя дыхание:

– Такуан тронулся! Пообещал поймать Такэдзо. Все изумленно вытаращили глаза.

– Неужели?

– Не может быть!

– Как?

Послышались остроты и насмешки, но за смехом скрывалась явная тревога.

Когда новость достигла ушей настоятеля, он, понимающе кивнув, заявил, что язык ведет человека к погибели.

Сильнее всех встревожилась Оцу. Письмо Матахати поразило ее глубже, чем могла бы поразить весть о его смерти. Она была верна своему жениху и ради него не задумываясь пошла бы в рабство к такой чудовищной свекрови, как Осуги. А теперь на кого могла она положиться? Для Оцу, погруженной в пучину отчаяния, Такуан стал единственным лучом света и надежды. Вчера, обливаясь слезами в ткацкой, она ножом искромсала ткань, которую ткала для кимоно и в которую буквально вплела душу. Она всерьез подумывала, не полоснуть ли и себя по горлу острым лезвием, однако появление Такуана помешало ей. Он ее успокоил и уговорил прислуживать самураю. Она до сих пор чувствовала прикосновение его доброй и сильной руки.