– Просто я здорово расстроился. Не ожидал ничего подобного.

Она выжидающе молчала.

– Я имею в виду всю эту историю с Пинеро.

Она снова разозлилась.

– Которую ты расследуешь? По-твоему, я в ней замешана?

– Нет, но возможно, ты располагаешь полезной информацией.

– Какой?

– Позволь мне задать тебе несколько вопросов. Постарайся не заводиться. Хорошо?

После непродолжительного молчания она сказала:

– Ладно.

– Татуировка. Откуда она у тебя?

Марина раздраженно вздохнула.

– Ты не имеешь права меня допрашивать.

– Это не допрос.

– Но и не беседа о пустяках! – Она обхватила ладонями чашку. – Пинеро постоянно заигрывал со мной, все пел мне, какая я страстная, ну и все такое. Вроде как в шутку. Я знала, что он не просто шутит, но не придавала значения. Он принялся рассказывать мне про свой клуб. «Черное солнце». Как они каждую неделю принимают в клуб очередную девушку. Донимал меня своими рассказами не помню точно, как долго, но несколько месяцев подряд. Он говорил, что всем девушкам нравится. Они получают бесплатную дозу, красивую татуировку. Я все время повторяла, что это не для меня. Но потом я рассталась с парнем, который мне по-настоящему нравился, и начала попивать, покуривать. Однажды ночью я вдруг подумала – а какого черта! Вроде как восстала. Сама не знаю, против чего. Против судьбы. Бога, против себя самой. Я уже ненавидела себя. Так сказал мой психиатр. Как бы то ни было, Пинеро отвез меня в одно местечко в Грин-Пойнт, и там мне сделали татуировку. Потом мы отправились на рейв, и он здорово накачал меня. Я ничего не соображала.

– Это мог быть не простой наркотик.

– Не знаю. Мог, конечно. Помню, меня страшно возбуждали парни, наблюдавшие за мной. Я чувствовала невероятную страсть. Просто животную. Все происходящее виделось в каком-то особом свете.

– Ты помнишь, что там вообще происходило?

– Довольно смутно. Там были барабаны. Барабанный бой. Не за дверью, а в самой комнате. По-видимому, запись. Я не видела там никого с барабаном.

Над ними склонилась официантка с подносом бледно-оранжевых ломтиков, напоминавших свежеиспеченную булку, и спросила, не желают ли они попробовать «нового тыквенного печенья».

– С удовольствием, – сказал Демпси. – Спасибо.

Когда официантка отошла, Марина сказала:

– Там была статуя на стене. Похожая на африканскую.

– Ты знала, что в комнате сидел Лара?

– Парень, которого ты?… – Она осеклась с виноватым видом.

– Да. Парень, которого я застрелил. Он сидел на подушке.

– Он был там? Ты уверен?

– Могу показать снимок.

– Нет, – холодно сказала Марина.

– Вообще-то, я бы хотел, чтобы ты их посмотрела. Может, узнаешь кого-нибудь из мужчин.

Марина отпила маленький глоток капуччино.

– А что, это все как-то связано одно с другим?

– Не то слово.

– Хватит смотреть на меня косо. Если ты хочешь, чтобы я делала что-то, чего решительно не желаю делать, тебе придется убедить меня, что это важно.

Официантка с тыквенным печеньем стояла у соседнего столика. Демпси подозвал ее, взял с подноса еще один бисквит и попросил принести «американо». Пока он рассказывал Марине о последних событиях, он вдруг почувствовал, что по мере изложения фактов его подозрения подтверждаются, обнаруживая скрытую логику, о которой он до сих пор не догадывался. Он решил, что связь Марины с Пинеро не имеет особого значения.