Если жив остался.
— Проверим! — сказал Сухов и тут же подал знак товарищам не высовываться: из малоприметной ложбинки, по которой протекала речка, показались трое конных с мушкетами поперёк седла.
Их кони ступали неторопливо, исполняя службу без особого рвения, кавалеристы покачивались в сёдлах и явно дремали на ходу.
— Снять их? — предложил жаждущий крови Пончик.
— Я тебе сниму, — буркнул Быков. — Не хватало ещё, чтобы на твой выстрел сбежался какой-нибудь Линкольнширский Его Величества кавалерийский полк!
Трое патрульных остановились, заспорили нехотя, будто через силу, развернулись и тронулись к северу.
— Нам в другую сторону, — негромко сказал Олег, направляя коня к югу, к скалам.
— …Уходили комсомольцы на гражданскую войну! — шёпотом пропел Ярослав.
Нолан, с любопытством прислушивавшийся к чужому наречию, спросил, о чём поёт «Йар».
— Ерунду поёт Йар, — недовольно отозвался Шурик. — Угу…
— Едем, едем, — поторопил Сухов друзей.
Скрываясь за холмами, за редкими дубравами, пятёрка, переходя с шага на трусцу, двинулась к скалам.
Дом, в котором жил Бейнс, отыскался не сразу — старый контрабандист знал толк в секретности.
Жилище своё он выстроил в седловине меж двух холмов, оставив незащищённой лишь одну сторону, обращённую на запад, — пологий травянистый склон, по которому незаметно не подкрадёшься, ещё и пулю схлопочешь.
Дом был крепок, сложен из обкатанных морем глыб и выглядел как суровая крепость: окна, словно амбразуры, перед крыльцом огромные валуны, за которыми легко прятаться, обороняя подходы.
Завидя пятерых всадников, на крыльцо вышел хозяин — кряжистый, широкоплечий человек, с массивным подбородком и крупным носом.
Не доезжая до «первой линии обороны» — вкопанных валунов, Чантри окликнул его:
— Эй, Коувени! Не узнаёшь?
— Разрази меня гром! — удивлённо пробасил кряжистый. — Да никак молодой Чантри?
— Он самый! — рассмеялся Нолан.
— Вернулся-таки?
Чантри поскучнел.
— Вернулся… И снова покидаю родные края — не место мне здесь.
Расположившись на небольшой террасе у дверей, на которой уместились все, считая и коней, хозяин и гости повели чинную беседу.
Когда Нолан закончил свой рассказ, заодно в красках и лицах описав приключения Олега и его друзей, Коувени только крякнул довольно и хлопнул себя по коленям.
— Всё с вами ясно, — протянул он. — Завидую. Уж сколько раз мечтал вот так вот, в открытую, пинков надавать графьям всяким, а не решался. Да-а… Ну а от меня-то вы чего хотите?
— Переправить нас во Францию сможешь? — прямо спросил Сухов.
Бейнс солидно потёр подбородок, на удивление гладко выбритый, и сказал после недолгого раздумья:
— Отчего ж не переправить. Ночью если отплыть, к полудню уже на том берегу будем. Там и я затаюсь до поры, пережду денька два. Весь вопрос в другом… к-хм… Рисковое это дело — против королевских-то указов идти. Вас же по всей Англии ищут, деньги немалые сулят за живых или, там, за мёртвых.
— Сколько ты хочешь? — улыбнулся Олег.
Коувени пожевал губами и назвал сумму.
— Весь в отца! — криво усмехнулся Чантри.
Пончик, сердито сопя, выудил из кошеля пять золотых пистолей и передал Бейнсу.
— Совсем другое дело! — оживился тот. — Ждём вечера, а пока прошу отведать копчёных угрей да винца!
— Контрабандного, — вставил Нолан. |