Изменить размер шрифта - +
Дело, правда, делать не мешал. Жил, как говорится, сам и давал другим… столько пенок, сколько при Толике, никто и нигде не снимал! Ну так тем более беречь нужно место. Зубами цепляться. А он этими самыми зубами только бутерброды с икрой надкусывал… вместе со своей… мадам. А Неглазов все это каждый день — по ящику! По ящику! Да-а… ситуация. Сплошная головная боль.

Зазвонил телефон. Наумов отвлекся от мрачных мыслей, посмотрел на аппарат. Он не знал, что этот телефонный звонок принесет ему еще большую головную боль.

Николай Иваныч взял трубку:

— Але… слушаю.

— Приветствую, Николай Иваныч… Тихорецкий беспокоит.

— А, Паша! Привет, дорогой. Как служба?

— Служим, Николай Иваныч. Не покладая рук.

— Как-как? Не прикладая рук? Эт-то здорово.

— Э-э… в беззащитного милиционера легко камень бросить…

— Чего это ты беззащитным-то стал? Неужели даже пистолеты налево толкнули? Или только патроны? А, Пал Сергеич?

Тихорецкий рассмеялся, показал, что юмор ценит, на шутку не обижается, что человек он простой, прямой, честный… хоть и первый заместитель начальника ГУВД:

— Только патроны, — ответил он. И добавил: — Я по делу к тебе Николай…

— А-а? Ну, излагай — слушаю.

— Ты просил сообщить, когда крестничек освободится.

— Да, — сказал Наумов. И напрягся. — Да, слушаю.

— Постановление президиума горсуда ушло в Тагил.

— Когда?

— Сегодня.

— Так-так… хорошо. Спасибо, Пал Сергеич. А когда реально наш друг сможет выйти?

— Я думаю, через два-три дня. Как только бумаги придут в «тринадцатую» — так и освободят. В таких случаях освобождают немедленно, по получении постановления.

Наумов помолчал, глядя в окно. Листва шелестела, трепетала под легким теплым ветром. Молчал и Тихорецкий.

— Что же… спасибо, Пал Сергеич. Хорошую ты новость принес. Видишь — помогли все-таки человеку. Не должен невиновный в тюрьме сидеть… И так помариновали парня.

— Да, неприятная история. Но он до некоторой степени сам виноват: неразборчив в знакомствах… Согласен, Николай Иваныч?

— Согласен, Пал Сергеич, — ответил банкир полковнику. — Ну, спасибо за звоночек… в долгу не останусь.

— Какой долг? — возмутился Тихорецкий. — Чем могу — всегда рад, в пределах, так сказать, компетенции.

Наумов положил трубку, закурил. Взял из шикарного письменного прибора ручку. На чистом листе бумаги написал: $50 000 000. Потом поставил знак «разделить на 2» и написал результат: $25 000 000.

Даже если поделить выкуп за крестничка пополам, то все равно сумма получается такая, что… хорошая, в общем, сумма. Абсолютно не сопоставимая с дивидендами от победы мэра на предстоящих выборах, но тем не менее весомая. Если ее вложить в выборы, она вернется в десятикратном размере.

 

В уральском небе светило солнце. Лучи падали на металлические лабиринты Красной Утки — ментовской зоны УЩ 349/13. Сегодня зону покидал один из ее жителей… Явление, прямо скажем, совершенно заурядное. Редкий день кто-то не освобождается. Контингент «тринадцатой» насчитывает около 2000 человек. Ежедневно один, два… несколько зэков выходят на волю. Дело обычное.

6 мая 1996 года из «тринадцатой» освобождался бывший журналист питерской молодежки Андрей Обнорский. Определенный судом конец трехлетнего срока истекал 30 сентября 1997 года, то есть спустя полтора — без малого — года… Обнорский освобождался на основании пункта 1 статьи 5 УПК РФ — за отсутствием события преступления.

Быстрый переход