— Моллимок! — называл птицу Дориан. Так ее прозвали моряки, и означает это «глупая чайка», потому что на суше эта птица исключительно доверчива. Дориан выпрашивал на камбузе остатки еды и бросал их кружащей птице.

Вскоре альбатрос научился так доверять Дориану, что прилетал на его свист или оклик. Плыл по воздуху рядом, так близко, что до него почти можно было дотронуться. Альбатрос неподвижно парил на расправленных крыльях и хватал кусочки.

На третий день, пока Том держал брата за пояс, чтобы тот не вывалился, Дориан как можно дальше высунулся из бочки и вытянул руку с куском жирной соленой свинины. Моллимок посмотрел на него мудрыми древними глазами, завис на широко расправленных крыльях и осторожно взял предложенный кусок грозным изогнутым клювом; этот клюв легко мог переломать мальчику пальцы.

Дориан захлопал в ладоши, а девочки Битти, наблюдавшие с палубы за тем, как он приручает птицу, радостно завизжали. Когда в конце вахты Дориан спустился, Каролина перед всеми офицерами и свободными от вахты матросами поцеловала его.

— Девчонки такие чувствительные, — сказал Дориан Тому, когда они остались в одиночестве на орудийной палубе, и очень реалистично изобразил испускание ветров.

В следующие дни Моллимок становился все более ручным и доверчивым.

— Думаешь, он меня любит, Том? Я хотел бы, чтобы он всегда жил у меня.

Но на восьмое утро, поднявшись на мачту, они обнаружили, что птица исчезла. Дориан весь день ждал альбатроса, но тот не появился, и на закате мальчик горько заплакал.

— Какой ты еще маленький, — сказал Том и обнимал брата, пока тот не перестал всхлипывать.

На следующее после исчезновения Моллимока утро Том занял свое обычное место у переборки в каюте мастера Уэлша. Когда на уроки, как всегда с опозданием, пришли девочки, Том преодолел искушение посмотреть на Каролину. Он кипел негодованием из-за того, как она с ним обращается. Сара Битти, которая по-прежнему преклонялась перед ним, как перед героем, и постоянно делала маленькие подарки, сегодня поднесла ему бумажную розу-закладку и отдала ее в каюте при всех. Том вспыхнул от унижения, благодаря ее. А Дориан за спиной Сары поднял на руки воображаемого младенца и принялся его укачивать. Том пнул его в лодыжку и полез за книгами и грифельной доской; все это он держал под скамьей.

Когда он посмотрел на грифельную доску, то увидел, что кто-то стер с нее алгебраическое уравнение, над которым Том бился весь прошлый день. Он уже собрался отругать Дориана, на вдруг увидел, что преступник заменил его расчеты одной строчкой витиеватого почерка: «Вечером в то же время».

Том смотрел на надпись. Не узнать почерк было невозможно. У Дориана и младших девочек почерк еще детский и неровный, а Гай пишет аккуратно, без росчерков и завитушек.

Хотя он возненавидел Каролину до глубины души, ее почерк он узнал бы везде и всегда.

Неожиданно он понял, что Гай через его плечо старается прочесть надпись.

Том повернул доску так, чтобы Гай не видел написанное, и пальцем тер буквы, пока они не стали неразличимы.

Теперь он не мог не бросить взгляд в сторону Каролины.

Та, казалось, не замечает его присутствия, как всегда погруженная в книгу стихов, которую дал ей мастер Уэлш, но, должно быть, она почувствовала на себе его взгляд, потому что видное Тому ухо, которое виднелось из-под шляпки и локонов, ярко покраснело. Это было так поразительно, что Том забыл о ненависти и смотрел как зачарованный.

— Томас, вы закончили задачу, которую я задал вчера?

Услышав вопрос, Том виновато вздрогнул.

— Да, то есть нет. Я хочу сказать, почти закончил.

Остаток дня Тома обуревали самые противоречивые чувства. На миг ему даже захотелось презреть предлагаемое свидание и на следующее утро надменно рассмеяться ей в лицо.