Он неслышно открыл дверь, и Гай вслед за ним вышел в коридор.
— Закрывай тихо, — предупредил Хэл и прошел к трапу. Всмотрелся в нижнюю палубу, но никакого света не увидел. Тогда он повернул голову к Гаю.
— Ты уверен?
— Да, отец.
Неслышно ступая, Хэл начал спускаться, останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь. Добрался до низа и снова остановился. Только сейчас он увидел слабый свет в щелях двери порохового погреба.
— Да, — прошептал он и взвел оба курка. — Посмотрим, что они задумали.
Он пошел к погребу, держа лампу за спиной, чтобы закрыть ее пламя. Гай шел следом.
Хэл дошел до двери и прижался к ней ухом.
Кроме обычных корабельных скрипов, он услышал звуки, которые его удивили, — негромкие возгласы и стоны, шуршание и легкие удары. Он не мог понять, что это.
Он попробовал открыть замок, и ручка легко повернулась в его руке. Тогда он нажал на дверь плечом. Послышался негромкий скрип, дверь распахнулась. Хэл стоял на пороге, высоко подняв над головой лампу. На некоторое время он прирос к месту. То, что он увидел, было так не похоже на его ожидания, что в первое мгновение он даже не понял, что видит.
К свету его лампы добавился свет зарешеченного фонаря, висевшего на крюке. На полу у ног Хэла лежала скомканная одежда, а перед ним на шелковых мешках с порохом распростерлись человеческие тела. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что люди обнажены. В свете ламп блестела бледная кожа. Хэл смотрел, не веря собственным глазам. Женские локоны, разведенные бедра, широко открытый красный рот, поднятые к верхней палубе и спазматически дергающиеся маленькие ноги, тонкие руки, вцепившиеся в волосы мужчины, голова мужчины, зарывшаяся между белых ляжек, спина и ягодицы женщины бьются о мешки, когда она извивается в порыве страсти.
Казалось, эти двое забыли обо всем на свете.
Даже упавший на них свет лампы не встревожил любовников, потому что глаза девушки были плотно закрыты, а черты лица так искажены страстью, что она показалась Хэлу незнакомой.
Хэл стоял ошеломленный и опомнился, только когда Гай попытался протиснуться мимо него в погреб. Тогда Хэл преградил вход и заслонил от Гая сцену внутри.
— Уходи, Гай! — сказал он, и его голос проник сквозь пелену страсти, окутавшую пару на мешках. Женщина открыла глаза. Они медленно раскрывались, как лепестки фиолетового цветка, когда она в ужасе, с недоверием смотрела на Хэла. Рот ее дернулся в беззвучном крике отчаяния, она приподнялась на локтях, в свете лампы заколыхались ее круглые белые груди. Обеими руками она отталкивала темную голову, застрявшую у нее меж бедер, но не могла поднять ее.
— Том!
Хэл наконец обрел дар речи. Он видел, как мышцы на широкой спине сына потрясенно дернулись, словно в них вонзился кинжал. Том поднял голову и посмотрел на отца.
Казалось, они втроем застыли на целую вечность, глядя друг на друга.
Лицо Тома побагровело от прилива крови, будто он пробежал большое расстояние или принял тяжелый бой. Взгляд оставался плывущим, неопределенным, как у пьяного.
— Во имя Господа, барышня, прикройтесь! — рявкнул Хэл.
Его охватил стыд — ему самому было чрезвычайно трудно оторвать взгляд от обнаженного женского тела.
При этих его словах она обеими ногами оттолкнула Тома и скатилась с мешков на палубу. Схватила сброшенную ночную сорочку, обеими руками прижала к груди и, прикрывая наготу, присела, как дикий зверь в западне. Хэл повернулся и сразу за собой увидел Гая, который вытягивал шею, стараясь заглянуть в пороховой погреб. Хэл грубо вытолкнул его в коридор.
— Убирайся в постель! — рявкнул он. — Это не твое дело. — Гай попятился, услышав гневный голос отца. — Никому не рассказывай, что видел сегодня ночью. |