Она его не видела. Он с некоторым ошеломлением сообразил, что она не узнает его, даже если увидит. У него теперь волосы светлые, а не темные, и он ничуть не похож на ее Тоэма.
Гибкая юная девочка-женщина, которую в данный момент продавал Рашинджи, ушла за семьсот шесть купюр.
Друзья осыпали расплачивавшегося богача поздравлениями...
Тоэм отовсюду чувствовал запах пота...
Тарлини, улыбаясь, доверительно беседовала с толстяком из высшего класса, который скорей скалился с вожделением, чем улыбался...
Шум торгов барабанил в ушах...
Голова почти неудержимо шла кругом. Зачем она это делает? Почему помогает торговцу? Плату всегда собирает самая доверенная и любимая жена купца. Неужели пошла за Рашинджи замуж? Нет! Или да?
В этот самый момент он решил убить Рашинджи за все, что тот, может быть, сделал с Тарлини. Но как бы сначала с ней переговорить? В кармане нащупывался мешок с деньгами. Если предложить цену за девушку и купить, Тарлини придется прийти к нему за деньгами.
В данный миг на подмостках ждала стройная блондинка, явно больше других желавшая быть купленной и с бравадой выставлявшая напоказ свое добро.
— Пятьдесят, — сказал богач.
— Семьдесят, — сунулся другой. Тоэм задержал дыхание и выкрикнул:
— Сто!
Все головы повернулись к нему.
Рашинджи вглядывался, напрягая глаза.
— Наличными, парень. Найдется у тебя столько наличными?
Он вытащил из кармана кошель, открыл его и помахал кредитками.
— Сбережения за всю жизнь. Богач загоготал.
— Пускай получает, — разрешил первый претендент.
Второй презрительно на него зыркнул.
— Двести!
Тоэм услышал собственный голос, рыкнувший:
— Двести пятьдесят!
— Четыре сотни!
— Пять!
— Шесть!
— Семь пятьсот.
Он чувствовал, как по подбородку течет пот, стекает под воротник и промачивает рубашку. Надо все бросить. Можно купить кого-то другого, кто никому больше не нужен. В конце концов, он покупает лишь ради возможности поговорить с Тарлини. Но теперь, пробудив в богаче гнев, Тоэм знал, что тот постоянно будет перекупать у него любую девушку.
— Мне предложено семьсот пятьдесят кредиток, — подытожил Рашинджи, довольный, что обыкновеннейшая, хоть и смазливая проститутка принесет ему столько же, сколько девственница.
— Мистер Главойрей, — обратился он к богатому участнику торга, — желаете перекрыть эту ставку?
Мистер Главойрей посмотрел поверх голов своей свиты на простолюдина, осмелившегося с ним торговаться.
— Желаю, — заявил он. — Тысяча! Толпа охнула в один голос.
— Тысяча двадцать пять, — сказал Тоэм, дрожа в предвкушении поражения.
Мистер Главойрей нахмурился, топнул оземь.
— У меня с собой только тысяча. Выпишу ваучер... Тоэм услышал собственный голос, оравший:
— Нет! Это незаконно. Никаких чеков, никаких кредитных карточек. Условие — платить наличными.
— Он прав, мистер Главойрей, — признал Рашинджи.
— Тогда дайте мне послать за деньгами. Они прибудут через час.
— Необходимо получить у меня разрешение на отсрочку аукциона, — провозгласил Тоэм, припоминая вычитанное в книжках Тригги Гопа. — А я в таком разрешении ему отказываю.
— Ну, раз так, — сказал Рашинджи, поворачиваясь к Тоэму, — она наверняка твоя.
Друзья богача подняли протестующий гам. Рашинджи замахал в их сторону, призывая к спокойствию.
— Это справедливо. Простолюдин, я велю ей искупаться и подойти к тебе у фонтана. — Он отвернулся и хлопнул, вызывая следующую по расписанию.
Тоэм оглядывал толпу, ища голову Тарлини. Он выиграл право поговорить с ней. В голове кишмя кишели вопросы.
— Тысяча двадцать пять кредиток, дорогой сэр, — прозвучал рядом ее голос. |