Хотя нет у меня веры к этим так называемым следственным действиям. Это только в сериалах детективы усердно ползают с прозрачными пакетиками и пинцетами, в поисках ногтя и волосинки. У нас за самими сыщиками глаза да глаз. Как говорится, потом, на всякий случай, проверь серебряные ложки. После ничего не докажешь.

Но то, что сказала белобрысая, быстро отвлекло меня от внутренних издёвочек и переключило на другие мысли, растерянно и лихорадочно, роем завертевшиеся в голове.

— Что? У Верочки в квартире?! Ртуть?!

С этой минуты я мгновенно смирилась с тем, как выглядит следователь. Вернее, мне стало глубоко плевать, как она выглядит.

Я даже почувствовала к следовательнице подобие уважения и симпатии: ведь это она не поленилась отогнуть ковёр, наклониться и обнаружить блеснувшее жидкое серебро между половиц. Она, залезши под софу в своей задравшейся юбке, обычной шариковой ручкой подцепила и выкатила из пыли и паутины несколько неподатливых мягких шариков. И укоризненно посмотрела на напарника, посвистывавшего и игриво покручивавшего на пальце найденный прозрачный Верочкин лифчик.

Когда дочь вселялась в новую квартиру, я прибиралась, но на скорую руку. Махнула тряпкой, бросила на пол большой пушистый ковёр — до генеральной уборки, а там и до большого ремонта. Но точно помню: ничего между половиц не блестело, я бы заметила.

Да, мы торопились с покупкой квартиры и схватили эту старую хрущёвскую двушку: с сильно рассохшимися половицами и отошедшими на полтора сантиметра плинтусами.

Зато дёшево. В центре города тихий зелёный район, можно сказать, кусочек парка. Птицы на рассвете распевают как в лесу, соседки — божьи одуванчики. Для Верочки это важно: она нервная натура, утончённая девочка, вся как натянутая струнка.

Мы с мужем пришли и сели в кабинетике у следователя: таком крошечном, что для дизайна только фаянсового горшка и бачка с рычажком не хватает.

Позвонил токсиколог из лаборатории. Анализ крови показал: действительно, Верочку отравили ртутью!

— Отравили или сама отравилась? — следователь тяжело наморщила лоб под белобрысыми кудельками «мокрой» химии. — Сами же говорите: нервная особа. Знаете, сейчас мода у молодых: захиреть эдак томно и красиво. Или не до конца, чтобы только попугать. Даже группы в соцсетях есть.

Ничего себе красиво: блюя и понося…

— Были ли до этого случая, — спрашивает следователь (её, кстати, Нюся зовут), — у вашей дочки суицидальные мысли? Переживала ли она стрессы и душевные потрясения?

Господи, да вся современная жизнь для человека — сплошной стресс и душевное потрясение. Но я подумала и твёрдо говорю:

— Нет, спросите хоть у офисных подружек. Они всем отделом в Тунис собирались, а инициатором была Верочка. Суетилась больше всех, бегала, хлопотала. Тормошила всех, на уши ставила, обзванивала турагентства.

— Всякое бывает. Бывает, человек, задумавший уход, испытывает болезненный восторг, экстаз, нездоровое возбуждение.

— Вот вы женщина, — говорю (а сама её критическим взглядом меряю и думаю: «Что сомнительно»). — Станет женщина перед самоубийством бегать по магазинам, примерять купальники, и шить сарафаны и платья из лёгкой ситца? Полагая, что всё это будет носиться?

Следователь Нюся пожала толстыми плечами под тугим синим кителем. На прощание протянула визитку с номерами телефонов. Подумала и добавила:

— Запишите и мой «домашний» сотовый. Вообще, он для внутреннего пользования. Я никому не даю, но если что — звоните.

Я благодарно закивала, начала вбивать номер. А муж, после того как я утопила свой телефон в унитазе, не доверяет мобильным.