— Да не трогал я ее! — пытаюсь я оправдаться, одновременно отступая. — Че на меня-то сразу?!

— Я Веньке расскажу! — вопит Вита и на секунду перестает плакать. Тетя Тамара в этот момент не смотрит на нее. А лучше б посмотрела. Лицо у Виты хитрое, торжествующее, и боль на нем видна только чуть-чуть. Может, поди ж ты, и упала-то специально. Это — не история с притворством, тут Венька ничего своими глазами не видел, и за Виткину ссадину мне влетит. Я представляю, что она ему насочиняет, и внутренне холодею. Вот крыса!

— Крыса! — кричу я и пускаюсь наутек. Но дворничиха оказывается проворней, и мне в спину ударяет ледяная струя из шланга, окатывая меня с ног до головы.

— Ты у меня докричишься! — обещает тетя Тамара вслед. — Ишь! Ты докричишься у меня! Вот мать выйдет!..

Мое чудесное утреннее настроение испорчено, и хуже всего, что Гарька и Мишка уже вышли, все видели и теперь хихикают в сторонке. Нужно встряхнуться — черт с ними, с Виткой и Венькой! Идти на рыбалку с плохим настроением нельзя — рыба плохой настрой чует прекрасно — не подойдет к твоим крючкам.

Расставив закидушки, мы расположились вдоль парапета, соблюдая дистанцию, — у меня и Мишки — спиннинги, у Гарьки — длиннющая бамбуковая поплавушка. Наживка — толстые дождевые черви, розовые и живучие — оказавшись в воде, они продолжают отчаянно извиваться, и это должно быть очень завлекательным для проголодавшихся рыб.

Солнце еще не взошло, и река кажется серой, густой, от нее тянет утренней прохладой. Вдалеке, ближе к острову, видны несколько лодок. Я попытался найти среди них отцовскую, но не смог — слишком далеко. На той стороне остатки легкого тумана, и остров словно плывет сквозь него, как песчаный корабль. Сегодня река почему-то особенно широка, и я думаю, что ни за что не смогу ее переплыть. Я заговариваю на эту тему, но у остальных она поддержки почему-то не находит и быстро сходит на нет.

Метрах в восьми от нас расположился со своими удочками Архипыч — удочек у него, как всегда, больше, чем у всех — целый лес. Мы то и дело поглядываем на него с завистью — каждый, не задумываясь, отдал бы все что угодно, лишь бы вытащить осетра. Но сегодня Архипычу что-то не везет — верхушки его удочек неподвижны, а в нашем садке уже толкаются окуни, два подлещика и небольшой берш, польстившийся на червя, колючий и полосатый. И вот опять — Гарькин поплавок два раза приседает, а потом решительно ныряет вглубь, и Гарька, сжав губы, подсекает. На конце лески ходит здоровенный окунь, и верхушка удилища отчаянно дергается. Просто так этого окуня не вытащить.

— Мужики! — вопит Гарька. — Помогите! Уйдет!

Мишка бросает спиннинг, хватает круг и кидается ему на выручку. Он пытается подвести круг под окуня, но тот, соображая что к чему, мечется, колотя хвостом по воде, и у Мишки ничего не выходит. Он чуть не вываливается за парапет, потом, как и положено, запутывает веревку круга в Гарькиной леске, и они с Гарькой начинают ругаться. Разумеется каждый считает, что виноват другой. Архипыч и рыбак с левой от нас стороны дают советы, я же бешено кручу катушку своего спиннинга — только что клюнуло и у меня. Но я справляюсь быстро — на крючке большая вобла и она висит как камень.

— Да ты дурак, ты не с той стороны! — кричит Гарька и Мишка тут же огрызается:

— Да это ты не так подводишь! Тебе только бычков ловить! Сюда веди, куда ж ты его!.