– Нет… – быстро выкрикнул Лазло, догадавшись о ее намерении отпустить душу Сарай, чтобы та растворилась в мировом пространстве.

Все как в сказке: неверно сформулированное желание оборачивается против просителя.

– Ты знаешь, что я имела в виду, – нетерпеливо сказала Руби. – Мы – одна семья. Мы не порабощаем друг друга.

– Ты не порабощаешь, потому что не можешь, – отчеканила Минья.

– Я бы не стала этого делать, даже если бы могла, – возразила Руби… довольно неубедительно, если говорить откровенно.

– Мы не используем магию друг на друге, – подал голос Ферал. – Это твое правило.

Минья заставила их поклясться, когда они были еще совсем детьми. Они прижали руки к сердцам, давая обещание, и соблюдали это правило – периодические дождевые тучи или сожженные кровати не в счет.

Минья посмотрела на них, собравшихся вокруг незнакомца. Все будто выстроились против нее. Затем медленно ответила, словно рассказывала идиотам об очевидных вещах:

– Если бы я не использовала на ней магию, она бы исчезла.

– Так используй ее для Сарай, а не против нее, – взмолилась Спэрроу. – Ты можешь держать ее душу, но предоставить свободу, как с обеими Эллен.

Эллен – пара женщин-призраков, которые вырастили детей, но с невинной фразой Спэрроу возникла проблема. Женщины, как они все заметили, в данный момент не демонстрировали «свободу воли». Иначе они не держались бы в сторонке, приютившись за металлическим барьером, который создал Лазло, когда противостоял нападению Миньи. Они были бы здесь, с ними, погруженные в эту ситуацию, цокали и командовали детьми, ведь это у них получалось лучше всего.

Но женщин здесь не было, и когда все это осознали, их потрясение преобразилось.

– Минья! – возмущенно произнес Ферал. – Только не говори мне, что контролируешь Эллен.

Это было немыслимо. Няни отличались от других призраков в печальной мертвой армии Миньи. Они не презирали божьих отпрысков. Женщины любили их и были любимы, и умерли, пытаясь защитить их от Богоубийцы. Их души были первыми из тех, что поймала Минья в тот злополучный день, когда осталась одна с четырьмя младенцами, которых нужно было растить в забрызганной кровью темнице. Минья ни за что бы не справилась без помощи нянек, и все было так, как сказала Спэрроу: она использовала магию для них, а не против. Да, она держала ниточки их душ, как и в случае со всеми остальными, но лишь для того, чтобы они не исчезли. Минья оставила им свободу воли. Предположительно.

Лицо девочки напряглось, и на долю секунды на нем промелькнуло чувство вины, но так же быстро исчезло.

– Я нуждалась в них. Я защищала цитадель, – сказала она, многозначительно покосившись на Лазло. – После того как он запер мою армию внутри.

– Ну, ты уже ее не защищаешь, – заметил Ферал. – Отпусти их.

– Ладно, – пожала плечами девочка.

Из-за барьера вышли освобожденные женщины. Глаза Старшей Эллен свирепо горели. Порой, чтобы заставить детей рассказать правду, она превращала свою голову в ястребиную. Они никогда не могли перечить этому пронзительному взгляду. Сейчас она не трансформировалась, но ее взгляд все равно проникал в самую душу.

– Мои милые гадючки, – сказала она, приближаясь к ним. Женщина будто скользила, ее ноги не касались пола. – Давайте закончим эти препирания, ладно? – Голосом, полным нежности и порицания, она обратилась к Минье: – Я знаю, что ты расстроена, но Сарай тебе не враг.

– Она предала нас.

Старшая Эллен цокнула языком.

– А вот и нет.