— Которого?

— Пожалуй, Адама. Вы с ним встречались.

Они с Адамом Франзоне не ладили. Еще в самом начале их с Кэссиди отношений Адам сказал ему, что недоволен выбором сестры.

Доновану не хотелось, чтобы рядом с ним стоял ее братец, но, раз Кэссиди хочет, пусть так и будет.

Он пожал плечами:

— Адам так Адам.

Они ехали от родительского дома. Донован молчал, а Кэссиди размышляла над тем, не совершает ли она самую большую ошибку в своей жизни. Она только что видела Донована с его матерью.

Высокомерная мать и очень богатый сын, всегда сам выбирающий свой путь…

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем, — ответила она. Ей никак не удавалось избавиться от сомнений. Кроме того, очень хотелось скинуть туфли…

— Значит, не хочешь поделиться? — прогрохотал он в открытом салоне своего спортивного автомобиля.

— Откуда ты знаешь, что я вообще о чем-то думаю?

— Крошка, у тебя всегда все написано на лице. Думаешь о работе?

— Нет. Последнее время я сотрудничала с Сандрой Пауло. Теперь она придет только через месяц после рождения малыша. С ней хорошо работать. Она так рано отгрузила свои картины, что я успела распланировать стенд еще до ухода в декретный отпуск.

— Если не о работе, значит, о семье?

— Я думаю, твоя мама — большой сноб. Она таким тоном говорила о церемонии в доме моих родителей…

— Просто она привыкла держаться в высшем обществе.

— Представляю себе. Знаешь, все-таки твоя семья очень цепляется за родословную.

Он пожал плечами:

— Ты так думаешь? К сожалению, я не могу изменить свою мать.

— Я знаю. И меня ее поведение совсем не беспокоит. Я сказала это только потому, что ты сам начал…

— Я не начинал. Только спросил, о чем ты думаешь. А ты мне так и не ответила.

— Потому что день прекрасный, и я не хочу спорить.

Донован вздернул бровь и мельком взглянул на нее:

— Я не спорю, Кэсси.

— Знаю. Ты молчишь, будто язык проглотил.

— Я сейчас надуюсь, как двухгодовалый малыш. — Он пощекотал пальцем ее бедро.

Она поежилась и засмеялась.

— Прекрати, Донован!

— Прекращу, если ответишь.

— Хорошо, отвечу.

Он перестал щекотать, но, прежде чем убрал руку, еще раз провел рукой по ее бедру.

— Ты потрясающе привлекательная, — чуть-чуть хрипло сказал он.

— Совсем не привлекательная. У меня почти девять месяцев беременности. Я толстая, как кит!

Он свернул с дороги под фонарь.

— Погляди на меня, Кэссиди. — Он нагнулся и освободил ее от ремня безопасности. Затем освободился и сам. Потом обнял ее и притянул к себе. — Ты единственная женщина в мире, которая всегда будет казаться мне красавицей, — он наклонился, чтобы поцеловать ее. — Ты всегда будешь для меня красавицей. — Он откинулся на спинку сиденья и положил ей на живот ладонь: — Думаю, в моей жизни есть только один путь. У меня всегда в центре всего — бизнес. Но когда наш малыш начнет скандалить по ночам… это будет для меня окончательным пробуждением.

— Каким пробуждением?

Кэссиди хотела понять именно это. Она должна знать, действительно ли Донован вернулся потому, что изменился, потому, что она нужна ему так же, как он нужен ей? Если это так, то в ее жизни все меняется и все сомнения уходят. Навсегда.

— Именно пробуждение заставило меня осознать, что наши пути — твой и мой — тесно переплелись.