— Верю, что ты дашь мне новое наслаждение, Мохаммед.

— Разденься, Меган.

Меган, не спуская с него глаз, освободилась от одежды.

— Садись на постель, — резко приказал он.

Она повиновалась.

Он безмолвно снял тюрбан, сорвал с себя рубаху. Что он собирается делать?

Меган бросила на пол подушку, он встал на нее коленями. Ему не пришлось просить ее раздвинуть ноги. Мохаммед нежно сжал ее груди, набухшие и чувствительные, окутанные полуденной тенью. Опустив руку, он коснулся ее лона: клитор был все еще налит кровью, нижние губы блестели влагой. Нетронутые красотой и жестокостью, воплощением которых была Аравия.

Она легко приняла в себя палец, второй… Он смотрел на тесное кольцо ее плоти и темное вторжение своей руки. Из ее тела лилась влага, жемчужно-белый любовный напиток. Он медленно продвигался вперед, пока оба пальца не исчезли из вида. За ними последовали третий и четвертый, неукротимо втянутые в крохотную бездну. Меган поморщилась, но не воспротивилась. Она не откажет ему ни в чем, а он не знал причин такого великодушия.

Чуть подтянувшись, он взял в рот ее левый сосок. Ее сердце билось прямо ему в язык, отдаваясь в кончики пальцев. Лоно женщины предназначено для рождения детей. Груди женщины должны питать новорожденных. Но от их союза не будет отпрысков.

Он сосал, давая ей помощь, в которой она нуждалась. В которой нуждался он. В которой они нуждались оба.

Теперь он проник в нее четырьмя пальцами: до первого сустава… до второго… растягивая так, как не смог бы ребенок. Меган сжала его внутренними мышцами. Он обвел большим пальцем клитор, наслаждаясь ее внешней твердостью и внутренней мягкостью.

Ее оргазм разбился о его пальцы, вынуждая разделить ее удовольствие и боль. Предательская капля влаги повисла на его жезле.

Прохладные пальцы прижались к его ушам; жар ее дыхания шевелил волосы на его голове. Она зарылась лицом в волнистые пряди, пока он высасывал из нее последние спазмы наслаждения.

Прошло несколько долгих минут, пока они сидели в той же позе: его пальцы в ее лоне, ее сосок у него во рту, соединенные так, как не было и не могло быть описано ни в одном эротическом трактате. Наконец он неохотно выпустил сосок. Тяжесть, пригибавшая его голову, исчезла, пальцы стиснувшие уши, скользнули к его щекам. Щекам, на которых не было щетины, могущей уколоть тонкую кожу. Не было, и быть не могло. Он поднял голову и встретил ее выжидающий взгляд.

— У меня был сын, — сказал он.

Ее пальцы застыли на его щеках. Мышцы лона плотно обхватили его пальцы.

— Не сын от плоти моей, — хрипло пояснил он, — просто мальчик, порученный моим заботам, когда мне исполнилось двадцать семь. Мы… — он не выдаст причину ссылки своего питомца: не его эта тайна, — приехали в Англию девять лет назад. На прошлой неделе он пригрозил убить меня, если я посмею обидеть его женщину.

В глазах стыл океан боли. А может, она видела всего лишь страх. Ужас перед тем, что другой мужчина предпочел разорвать многолетние духовные узы, если он причинит зло его женщине.

— Слова, сказанные в порыве гнева, лучше поскорее забыть и простить, — посоветовала она.

— Эти слова были произнесены не в запальчивости. Он чуть согнул в ней пальцы, Меган сжалась.

— Он убил бы меня, и не мне его осуждать. Он лишь выполнял свой долг.

— Ты представлял… опасность для этой женщины?

— Да.

Пульс, бившийся в ней, участился.

— Почему?

— .Потому что ревновал.

Воспоминания всколыхнули в нем боль и ярость.

— Потому что хотел того, что было у него. Свою женщину.

— Но ты не сделал ей зла.