Почему это шаг к любви? Потому что если суметь однажды близкого человека пустить внутрь, то постепенно начинаешь чувствовать цельность этого человека. И не потому, что он твой — не твой, красивый — не красивый, с ушами — без ушей, а потому, что этот человек действительно, ты права, тоже стал частью тебя. Теперь ты сделана и из этого человека. Может быть, я не очень складно выражаюсь, но попробуй уловить смысл. Впусти человека в себя, и он станет частью твоей психологической плоти. И тогда постепенно появится шанс на то, что страх уйдет.
Если двоим удается прийти к таким отношениям, тогда у них появляется шанс, потому что кроме психологического, физиологического возникает еще и духовное. Возникает зачаток переживания, зародыш того, что потом может вырасти в переживание «познай себя как часть мира и мир как часть себя». Через это можно начать учиться любви. И может быть, когда-нибудь откроется та самая любовь, которая именуется божественной.
Не «мой», а «со мной»
Я опять про свое. Люди сделаны по-другому, можно сказать, запрограммированы по-другому, можно сказать, по-другому воспитаны. Как кому больше нравится, но суть от этого не изменится. Они в любви ищут не себя, они ищут того, кто им будет принадлежать. Ты мой! Ты моя! Она моя! Он мой! Разве тебе не знаком этот рефрен любовной идиллии? А раз так, то где дверь, где ключ к той двери, за которой начинается путь от человека боящегося к человеку свободному?
Ключ только в одном: человек не может быть чьим-то, человек может быть с кем-то. Относясь сверхценностно к себе самому непознанному и подпустив к себе человека на короткую дистанцию, люди начинают дергаться по поводу его возможного ухода, исчезновения. Начинает срабатывать то самое: «мое», «мой человек». И это чувство собственности на человека порождает патологическую ревность. То, что я рассказываю, не отменит ревность.
Но ревность бывает здоровая, как стимул к творчеству, когда я, видя, что мой близкий человек интересен другим людям, хочу быть интересным, как все они вместе взятые. Тогда у меня есть стимул развиваться, становиться многообразным, брать лучшее от всех людей, которые реагируют на моего любимого человека, и таким образом пытаться заменить ему всех людей. Но напрягая при этом себя, а не близкого человека. Но если вдруг ревность становится патологической, то это проявление чувства собственности.
Повторяю: человек не может быть чей-то, человек может быть с кем-то. Никто не может и не хочет представить себя в качестве чьей-то собственности, но большинство очень легко представляет другого в качестве своей собственности. Вот он — психологический нонсенс! Спрашиваешь: «Вот ты, например, можешь нормально принять ситуацию, в которой ты будешь ощущать себя чьей-то собственностью?» — «Нет!» — «А ты можешь принять ситуацию, в которой кто-то будет твоей собственностью?» — «Да, вполне». Себя — нет, другого — пожалуйста. А вы говорите — «любовь». До любви еще дорасти надо.
Откуда же в нас этот вывих? Откуда в нормальном человеке такой вывих, что другого человека он может воспринимать как собственность? Социальные машины легко говорят: ты принадлежишь народу, ты принадлежишь Родине, ты принадлежишь государству, ты принадлежишь семье. Для социального механизма это естественно. Механический человек, будучи функцией от этой машины, так же спокойно говорит: ты принадлежишь мне.
«Я люблю всех вас, друзья мои. Иначе чего бы ради я стал возиться с вами. А если уж люблю, то все будет прелестно. И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы, наконец!» — как говорил Ланцелот в финале пьесы Е. Шварца «Дракон».
Бормотания, продиктованные биологической или социальной природой, к любви не ведут. |