– Вы присоединитесь?

Катрин из предосторожности покачала головой. Красотка отказалась сразу.

– Сразимся на следующую бутылку!

Может, им пришло в голову еще и нечто иное, чем алкоголь? Катрин осталась сидеть, приникнув губами к своему бокалу. Бар медленно наполнялся народом, публика постепенно перекочевывала сюда из ресторана, стремясь к перемене места. При появлении многих Катрин сознавала, что видит их впервые, но когда появилась Бенита, Катрин почувствовала, что лучше бы ей исчезнуть отсюда. Впрочем, Бенита была в сопровождении какой-то дамы, примерно одного с ней возраста, поэтому Катрин решила остаться.

– Даю последний шанс!

Жан снова подошел к ней, протягивая одной рукой тяжелый молоток, другой – огромный гвоздь.

Итак, нечто ремесленное, не для белоручек, – это, наверное, он хотел сказать. Что ж, здесь она могла показать себя.

– Ну хорошо, – произнесла Катрин, соскальзывая со стула.

На ее взгляд, это не должно было оказаться чересчур сложно.

Возле отпиленного на уровне бедер специального чурбака уже образовался небольшой круг зрителей. Папочка, который был вообще-то лишним в этой игре, пристроил свой гвоздь между другими, во множестве забитыми в чурбак глубоко, по самые шляпки. Придерживая его большим и указательным пальцами левой руки, он размахнулся правой, прицелился и ударил. Катрин подумала о собственных пальцах и нашла, что подобная процедура будет довольно болезненной. Папочка попал, впрочем, несколько под углом. Теперь гвоздь стоял под наклоном. Катрин бросила на него взгляд. Папочка злился, это было заметно. По-крестьянски круглое лицо стало сосредоточенно-недовольным. А на этой короткой толстой шее, подумала Катрин, вообще не застегнешь ворот рубашки. В целом при ближайшем рассмотрении ничего сверхъестественного в этом человеке не было. Катрин посмотрела на Жана.

Тот, едва приняв молоток из рук Папочки, передал его Катрин.

– Ladyfirst, – произнес он и ухмыльнулся.

Катрин почувствовала, как засосало под ложечкой. Она должна была показать, что настоящие дамы умеют забивать гвозди лучше, чем всякие жирные папики. Она пристроила гвоздь и задумалась. Наиболее продуктивный удар получается, если дать руке как можно больше свободного пространства. Она размахнулась и ударила. Попала. Гвоздь вошел в дерево вертикально, как свеча. Не особенно глубоко, но достаточно твердо.

– Женщина, которая пускает в ход все средства, – произнес Жан и прищелкнул языком; молоток со свистом опустился на гвоздь.

Гвоздь вошел в дерево ровно наполовину.

– Ну, Микки, покажи, что у тебя есть против нашей принцессы!

Тон явно не понравился Микки. Катрин осознала, что его достаточно легко завести. На лбу у дяденьки выступила вена, и Катрин была уверена, что руки у Микки в этот момент влажные от пота. Они играли против нее, это очевидно. Для Микки проиграть женщине в состязании по забиванию гвоздей – все равно, что потерять собственное лицо.

«Сделай его, Катрин, – подбодрила она себя и, как заклинание: – Чтоб ты промахнулся, старый гнилой мешок!».

Но заклинание не сработало, он попал. Гвоздь торчал все так же наискосок, но стал заметно короче.

Катрин почувствовала, как все взгляды устремились на нее. Ты, Катрин Хюбнер, – опытный плотник и всю свою жизнь не делала ничего другого, кроме забивания тысяч гвоздей одним-единственным ударом. Ты можешь это, Катрин, и при этом одной левой! Она подняла молоток и со вздохом нанесла удар. Мимо. Дерьмо!

– Ну, ну, принцесса, – осуждающе произнес Жан.

Микки ухмыльнулся. Округлившиеся глазки однозначно показывали, какое он испытал облегчение.