– За что выпьем? – Он достал штопор и через минуту звучно хлопнул пробкой. – За возрождение былой Виолетты Александровны или за рождение новой?

Я прекрасно поняла, куда он клонит. Ненадолго задумалась и, глядя на него сквозь пустой хрустальный бокал, загадочно произнесла:

– Наверное, за рождение. Только...

– Только? – перебил он меня, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Будешь ли ты так же любить эту другую? Ту, что, возможно, будет несколько нова и непривычна для тебя? Ту, которой ты еще не знаешь?

– Милая, – Семен наполнил бокалы вином и, подхватив свой, подсел ко мне, сильно загромыхав своим стулом. – Милая моя дурочка! Господи, я так люблю тебя, что... Правда, кто-то спел когда-то: я люблю тебя до слез. Нежность к тебе просто душит меня. Мне хочется обнять тебя и никогда не выпускать из своих рук. Держать вот так крепко-крепко, чтобы тебя никто и никогда не посмел обидеть. Ты такая... нежная, хрупкая, ранимая. Я обожаю тебя! Иди ко мне, милая...

Смог бы кто-нибудь не разомлеть от подобных слов?! Да нет, конечно же, господи ты боже мой!!! Нет, если говоривший тебе по-настоящему дорог. Нет, даже если ты безразличен по отношению к нему. Потому как подобные признания никого не смогут оставить равнодушным, из какого бы металла ни было выплавлено ваше сердце. Слова эти способны затронуть такие чувствительные струны, что они, завибрировав, непременно найдут отклик в вашей душе. Непременно найдут. Ну а что касается меня, то я была на седьмом небе от счастья. Все отодвинулось, растаяло под его взглядом. Проблемы улетучились сами собой, сделавшись вдруг несущественными. Все, что было важно сейчас, – это он и я. Всего остального мира просто не существовало. А когда часом позже мы принялись-таки за успевший остыть ужин и Семен жестом фокусника извлек из кармана пиджака две путевки на отдых, то я просто-напросто по-девчоночьи взвизгнула и кинулась ему на шею...

Отдых намечался на середину июня. Судя по рекламному проспекту, приложенному к путевкам, нас ожидали комфортабельные коттеджи, рассчитанные на две, три и более персон, в зависимости от количества членов семьи; превосходная кухня; необыкновенной чистоты озерная вода с песчаным побережьем; великолепно распланированный досуг и – что самое главное (собственно, то, ради чего мы и решились отдыхать именно в этом месте) – полная оторванность от внешнего мира. Никаких дорог или населенных пунктов поблизости на карте не значилось. Сей благословенный райский уголок находился якобы в чаще дремучего непроходимого леса. Отдыхающие должны были добираться туда (сведения черпались из того же прайс-листа) вертолетом, который прилетал туда дважды в неделю.

Изучив все эти сведения с особой тщательностью и решив, что на данный момент это как раз то, чего нам недостает, – заделаться эдакими отшельниками в самом центре России, – мы с Семеном занялись сборами.

Вспоминая сейчас те дни, наполненные приятной предотъездной суетой, я с ужасом признаю, что мое сердце мне все же что-то пыталось подсказывать. Что-то все же нашептывала мне моя обленившаяся донельзя интуиция. Почему я не обратила на это внимания? Почему?! Отчего не задалась вопросом: с чего это коротенько так заноет-заноет в груди и почти тут же отпускает? Носилась со своей робинзонадой, словно с писаной торбой, пропустив мимо ушей предостерегающие напутствия своих подружек. Вернее, разозлилась на их бестактность и на их желание постоянно совать нос куда не следует. А ведь по истечении некоторого отрезка времени не могу не признать, что в те дни в словах их было больше дружеского участия, чем когда-либо.

– Ох, Витка, – вздыхала Лидия, встретившаяся мне на рынке, где я рылась в огромной куче летних пробковых сандалий. – Ну почему туда? Почему не Сочи, Турция, Анапа, наконец?! Не ездила бы ты туда, что ли.