|
Вот вам и кандидаты на обложение. Потом спросил: по скольку излишков сена начисляли в прошлом году? «И по десять пудов и по двадцать, – отвечал Левка, – это смотря по едокам». – «Так как налог у нас прогрессивный, излишки тоже должны начисляться в геометрической прогрессии», – изрек Сенечка. Левка не понял, что такое «геометрическая прогрессия», но согласно кивнул головой: «Это уж само собой».
Пригласил Сенечка к себе в гости Якушу Ротастенького и Ванятку Бородина. Выбрал их в собеседники Сенечка не случайно, – Якуша был не просто бедняком-активистом, но еще и членом сельсовета, а Ванятка на все Тиханово славится своей честностью и прямотой. Недаром фондовый хлеб и семена для сортоучастка Кречев доверил хранить в первую очередь Ванятке. К тому же он был партийный, умел не только повеселить народ, но и вдарить словом, как свинчаткой. Да и Зинка хорошо знала его и доверяла. На этот счет у Сенечки было особое соображение. Он купил литровку рыковки, да килограмм копченой селедки, да у Пашки Долбача штуку колбасы, сам нажарил картошки на тагане, отварил яйца и даже самовар поставил. Зинка прибежала домой возбужденной от любопытства и спросила, не успев дверь за собой притворить: – Сень, куда тебя повысили? – На кудыкины горы. Ты бы еще с улицы крикнула. – А что, это секрет? – Нет, ступай скажи Матрене Кривобокой. Она семи кобелям на хвост навяжет. – Ну вот, у тебя всегда одно и то же: секреты и намеки. – Зинка сняла красную шелковую косыночку, взбила рукой навитые железными щипцами мелкие кудряшки, прошла к столу. – А между прочим, от жены секретов не бывает. Она потянулась к нему целоваться. Но Сенечка подал ей белую скатерть (из Зинкиной корзины достал) и приказал: – Накрывай! Потом, нарезая в тарелки колбасу и селедку, сказал нравоучительно: – И когда ты, Зина, бросишь эти мещанские замашки и понятия? Уходишь на работу – целоваться лезешь, с работы приходишь – тебе вынь да положь, где был, отчитайся – что без тебя делал, с кем виделся? А как же? Я, мол, жена… А между прочим, жена есть понятие старорежимное. Это понятие сковывает свободные отношения в равноправной любви. Дружба превыше любого брачного союза. А если мы друзья, то и веди себя с достоинством – никогда не выпытывай, а располагай к себе доверие. – Ну ладно, ладно! – Зинка потупилась, разгоняя рукой складки на скатерти. – Я знаю – ты образованный, умный, и взгляды у тебя передовые, и живешь правильно. Ну, так научи! Ты же обещал меня учить, когда уговаривал пожениться… – Она подняла голову и смотрела на него с легкой растерянностью. Сенечка улыбнулся: – Ну, ну… Не обижайся, – подошел и поцеловал ее в губы. Зинка обхватила его за шею, шумно вздохнула: – Тебя не поймешь, то целоваться не велишь, то сам лезешь. – Это я любовь твою испытываю. – Глупый! Чего меня испытывать. Кабы я не любила, не пошла бы самоходкой. – Опять ты это гадкое словцо… – Да ну тебя. Возьму вот сейчас и задушу! – Эй-эй! Тише! Ты и в самом деле задушишь, – Сенечка попытался выскользнуть из мощных Зинкиных объятий. – Не пущу! Говори, ну! – она все сильнее прижималась к нему разгоряченным телом. – Да постой же! Люди придут, а мы тут с тобой черт-те чем занимаемся, – рассердился Сенечка. – Сядь! Зинка нехотя присела, глядела на него в ожидании, как ребенок, у которого на время отняли любимую игрушку. Сенечка оправил рубаху, плеснул в стакан водки, выпил и понюхал хлеб: – Меня Возвышаев вызывал. |
