Колхоз – это строгая дисциплина. Здесь все регламентировано. Хочешь чего сделать – сперва доложи. А за самовольство вы строго ответите перед законом.
– Егор, кончай! – оборвал его Возвышаев, подходя к столу. – Давайте, товарищи, берите стулья и присаживайтесь сюда, поближе. Мария Васильевна! – крикнул Возвышаев наверх. – Давайте сюда! Начинаем.
Сверху, по деревянной лестнице, огороженной точеными балясинами, спустилась Обухова, с ней был секретарь комсомольской ячейки веретьевский учитель Доброхотов, беленький, редковолосый, как молочный поросенок, молодой человек при галстуке. Они так и не успели провести комсомольское собрание.
– А где Радимов? – спросил Возвышаев, оглядывая всех.
– Уехал в сельпо за рыбой, – ответил Чубуков.
– Ладно. Без него начнем. Присаживайтесь!
Активисты разобрали венские стулья, стоявшие вдоль стен, и собрались до кучи к столу.
– Задача перед нами стоит ясная и понятная, – сказал Возвышаев. – Собрать пять тысяч пудов хлебных излишков. Это на первое. На второе – разберем вопрос о контрактации скота. Много разговаривать не станем. И убеждать вас не буду. Сами не маленькие – должны понимать: время подошло не разговоры вести, а дело делать. Вот и сдавайте излишки. А кто это задание не выполнит, тот не коммунист, а болтун и саботажник. То есть фактически работающий на линию классового врага. Правый уклонист! А с правыми уклонистами разговор известный – вон из партии! Вот и подумайте хорошенько, прежде чем отказываться от выполнения плана на хлебные излишки. Напоминаю план: Гордееву сдать две тысячи пудов. Веретью – две тысячи пудов. Шумахину и Лысухе – тысячу пудов. Эту тысячу мы соберем потом. И наконец, колхозу «Муравей» сдать пятьдесят пудов. Все. Вопросы имеются?
– Исходя из каких данных начислили Гордееву две тысячи пудов? – спросил Акимов.
– У вас без малого восемьсот хозяйств. Это ж получается по два с половиной пуда на хозяйство. Какие нужны еще данные, товарищ Акимов? – спросил в свою очередь сердито Возвышаев.
– Значит, это вроде дополнительного налога на каждое хозяйство. Дак что ж прикажете, по едокам обкладывать, что ли?
– Давайте не искажать политику обложения хлебными излишками! – встал Возвышаев и прихлопнул рукой об стол. – Вы что, первый раз на активе? Не знаете, на кого направлено острие политики партии? Тогда кладите на стол партбилет.
Акимов тоже встал, и широкое лицо его, мощная шея, выпиравшая из черного пиджака, налились кровью.
– Вы мне его не давали, и не вам отбирать его! Вы зачем приехали? Излишки собирать? Вот и собирайте.
– А вы что ж, в сторонке будете стоять? Да?
– Зачем же я пришел сюда, на актив? Вы спустили нам цифру, ее же распределить надо. Давайте вместе прикинем – что к чему, а грозить нам нечего. Мы не из пугливого десятка.
– Чубуков, растолкуй им раскладку. – Возвышаев сел и стал смотреть в окно.
Чубуков посвистел горлом, хрипло откашлялся и, раскрыв перед собой картонную папку, стал читать:
– Значит, по Гордееву… Мы имеем более сотни отходников. Это раз. Каждый отходник обязан сдать десять пудов ржи или овса. Если не сдаст, в отход не пустим.
– За десять пудов надо целый месяц бревна тесать! – крикнул Звонцов.
Чубуков поднял голову и с удивлением посмотрел сперва на Звонцова, потом на Возвышаева.
– А ты думаешь, индустриализацию можно провести спустя рукава? – спросил Возвышаев Звонцова.
– Окромя индустриализации у каждого еще и семья, – ответил тот.
– А вы мне еще сказку расскажите, что у вас, мол, есть нечего, – сказал Возвышаев, обводя всех сердитым взглядом. |