Из братьев Амвросимовых первым решили брать старшего, Матвея, жившего в двухэтажном кирпичном доме. Встретили их чинно, вежливо за стол посадили; только угощать не стали. Хозяин дома, Матвей Платонович, словно ходячий шкап, громоздкий, неповоротливый мужик с бритым кирпичного цвета лицом, прошел в передний угол, сел под образами и, сложив на коленях заскорузлые руки, спросил:

– Постановление насчет конфискации имущества имеется?

– Вот… Пожалуйста. – Кречев достал из планшетки постановление актива сельсовета и подал хозяину.

Матвей Платонович достал с божницы картонный футлярчик, вынул очки в тонкой стальной оправе, неторопливо приладил их на крючковатый нос, стал читать.

Хозяйка, бледная, с испугом на лице, стояла возле деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и глядела в каменно-неподвижное лицо хозяина, готовая мигом сорваться с места, чтоб исполнить любой приказ его. На ней была простенькая ситцевая кофточка, в горошинку фартук и полосатая понева свойского тканья. На ногах полусапожки с высокими боковыми резинками. Сверху в пролет лестницы с таким же испугом и выжиданием глядела на родителей дочь-невеста, желтокосая, в цветастом сарафане. И вся эта семейная троица была спаяна не только страхом выжидания, но и твердой, отчаянной решимостью – встретить стойко, с достойным спокойствием свою нелегкую судьбу.

– Так, так… Значит, дом и все имущество – и движимое, и недвижимое.

– Так точно… Раскастрация всего имущества, – подтвердил Ванятка Бородин. – Чтобы, значит, раз и навсегда искоренить всякую заразу частной собственности.

– А на каком таком основании у меня решили сделать эту самую раскастрацию, а вот у него, у Ванятки, ничего не трогать? – спросил хозяин Кречева.

– А чего у него брать-то? Охапку шоболов? – хмыкнул Кречев.

– Дак что ж выходит, вы его шоболами брезгуете? Раз всех решили объединять в колхоз, тогда и всякое имущество валите в одну кучу.

– Когда очередь дойдет до колхоза, все соберем. Но вас допускать до колхоза не имеем права, – ответил Кречев.

– Почему? Или я рылом не вышел? Или работник плохой?

– Потому как вы идете по кулацкой линии, то есть эксплуататор человеческого труда.

– Кого же я исплуатировал? Мы работников отродясь не держали. В артели нас было три брата с семьями.

– Вот братьев своих и семью вы это самое… эксплуатировали.

– Как? Разве они одни работали, а я прохлаждался? Спроси вон Феклу, – кивнул он на хозяйку.

– Ей веры нет. Потому как она тоже член кулацкой семьи. И пойдет заодно с вами.

– А братья мои?

– И они тоже подлежат конфискации.

– А их за что?

– За то же самое. У них тожеть дома двухэтажные и дворы каменные.

– Да кто же кого у нас в артели исплуатировал?

– Пустой разговор ведем. Постановление есть ясное и понятное: кто нажил не своим трудом большие средства – раскулачить.

– А чьим же трудом я наживал все это? – Матвей Платонович округло обвел руками, указывая на просторный кирпичный дом, хорошо оштукатуренный, с фигурными наплывами на потолке под висячей лампой, с широким карнизом, с крашенной в голубой цвет дощатой перегородкой, с широкой железной кроватью со светлыми шишечками, с тюлевыми занавесками на окнах, с венскими стульями вокруг тяжелого дубового стола.