— Керри, я никого обвинять не собираюсь. Мне просто надо понять, что произошло.

— Я понимаю.

Она сморкается в бумажный платок. Мэдден ждет.

Через минуту Керри продолжает:

— Она говорила про «Офицера и джентльмена». Был такой старый фильм с Ричардом Гиром. Смотрели?

— Вроде да, — неуверенно отвечает Мэдден.

— Это ее любимый фильм был. И там в конце есть сцена, когда Гир, то есть Майо, вернее, его друг Сид кончает жизнь самоубийством, потому что его бросила невеста. Ужасно грустная сцена. Мы всегда ревели в этом месте. И вчера она сказала, что теперь понимает, почему Сид это сделал. Раньше не понимала, а теперь понимает.

Мэдден изумленно смотрит на нее.

— А как Сид покончил с собой? — спрашивает он.

— Повесился в душе.

Мэдден невольно вздрагивает. Ему трудно сохранять невозмутимое лицо.

— А что? — спрашивает Керри. — Она что, тоже в душе повесилась?!

— Тебе мама не сказала?

— Нет! — Девушка окончательно срывается в истерику. — Нет, не сказала!

Мэдден кивает.

— Выключите диктофон. Пожалуйста, выключите!

11

Обратный отсчет

10 ноября 2006 года, 7.30

Закончив обход, Коган пошел завтракать в столовую. Взял себе овсяную кашу, два банана, йогурт, апельсиновый сок и осторожно потащил поднос на середину зала, высматривая, к кому бы пристроиться. За одним столиком сидел Ким с ординаторами, за другим Боб Кляйн из сосудистой хирургии читал газету «Сан-Хосе ньюс». Кляйн заметил Когана и помахал ему, приглашая сесть рядом.

— Что, ночка была бурная? — спросил Боб, откладывая газету.

— Одна авария. Девчонка шестнадцати лет. Врезалась в телефонную будку на папиной машине. Сломала пару ребер плюс разрыв селезенки.

— Белая или черная?

— Белая.

— Говорят, ты с Беклер поцапался.

Сарафанное радио. Быстро. Наверняка бедняга Розенбаум постарался.

— Да я что? Я ей просто дал пару советов по-дружески.

— Ну разумеется.

Кляйн был типичным американским евреем. Выглядел он лет на десять старше своего возраста. В волосах седина, в глазах постоянная тревога. А ведь он моложе Когана года на два. Кляйн был человеком циничным и с удовольствием смеялся над окружающими и самим собой. «Бывают такие люди, которым нужно обязательно спать восемь часов в сутки. Вот я из них. При этом мне хватило идиотизма выбрать профессию, в которой восьмичасовой сон принципиально невозможен», — говорил Боб.

Все для него вращалось вокруг сна и мирового заговора с целью его, Боба, этого сна лишить. Все у него были под подозрением, в особенности члены его семьи.

— Жена с сыном меня доконают, — сказал он сердито, со вкусом зевнув. — У меня сегодня доклад. Вчера прошу Триш уложить ребенка. Я ведь его позавчера укладывал? Ну и вот. А мне еще нужно посидеть поработать. Она его кладет, а он как давай орать: «Папа, папа, хочу папу!» Она приходит ко мне и говорит, что ребенок без меня не ложится. Встаю из-за компьютера, иду в детскую, а Триш мне вслед: «Да уложи ты его, это ж пара минут». И я сажусь читать про черепашек ниндзя. Через полчаса он по-прежнему скачет по кровати на ушах. Выхожу в гостиную и спрашиваю Триш: может, няня его днем укладывала и он выспался? А она не отвечает. Валяется на диване и храпит во всю сопатку.

— Все няни кладут детей днем поспать, — прокомментировал Коган. — Им так удобнее. Уложил ребенка — и можешь ненадолго расслабиться. А вечером чадо задает родителям жару.

— Вот именно.