Завтрак в семье Капелляро проходил в гробовом молчании. Аттилио угрюмо думал о том, что он, без сомнения, проводит последние часы на свободе. Опухшая от слез Лаура пыталась представить, что станет с ее домом без мужа. Джанни, беспокоясь о последствиях своей драмы с Барбьери, озабоченно спрашивал себя, не увезут ли и его вместе с отцом. Аврора же страдала от того, что ее Джанни, занятый своими мыслями, не смотрит в ее сторону. Мика и Сальваторе, чувствуя, что не следует сейчас обращать на себя внимание, хранили осторожное молчание. И все же мальчуган не мог отказаться от надежды получить обещанные две лиры и исправить вчерашнюю ошибку, за которую он получил пощечину.

– Мама?

– Что тебе, Сальваторе?

– Я подарю мой старый волчок Карло Бергасси. Он теперь будет моим лучшим другом, правда?

Аттилио подскочил:

– Негодник ты этакий! Хочешь дружить с Карло Бергасси, отец которого собирается убить твоего отца? Ты его стоишь, выродок! – И Капелляро подтвердил свои слова хорошей затрещиной. Сальваторе был уничтожен. Больше он ничего не понимал в этой жизни. Он пребывал в полной растерянности и даже забыл заплакать.

Джузеппе спешил в мэрию, где накануне он назначил встречу с Барбьери и Пицци. Он нашел их в комнате Марио Веничьо, который вновь красовался в шарфе мэра. При появлении карабинера Барбьери вскользь заметил, что в Страмолетто, по всей видимости, карабинеры не являются ранними пташками. Веничьо призвал к тишине:

– Не время спорить! Мы должны быть вместе, потому что вся деревня объединились против нас.

Пицци фыркнул:

– Если бы комиссар был немного поэнергичней, мы бы живо навели здесь порядок, верно, Барбьери?

– Еще как!

Марио решил не тратить слов попусту.

– Кстати, где комиссар?

– Он пошел погулять, – ответил Барбьери.

– Гулять! А как же наши дела?

Полицейский смутился. Он почесал голову, прежде чем согласиться:

– Признаюсь, я его тоже не понимаю.

– Не будем его ждать. Я попросил Виргилия, Бергасси и Венацца прийти ко мне сюда. Мы сами обыщем все дома, чердаки и подвалы, и я могу поспорить, что очень скоро мы отыщем и колеса и дона Лючано. Начнем со школы, а оттуда двинем по направлению к дому вдовы Криппа. Привет, Бруна, что тебе надо? Я занят. А где твой муженек?

– Он и послал меня к тебе, Марио.

– Зачем?

– Сказать, что болен и что не надо на него рассчитывать, по крайней мере сегодня утром.

– В самом деле? И чем же он болен?

– У него лихорадка.

– Какая именно лихорадка?

– Ну… просто лихорадка.

– Скажи ему, что он дорого заплатит за то, что смеется надо мной в такой момент!

– Но он не смеется над тобой!

– Он не болен! Он меня предал! Он перешел на сторону противника, и, по правде говоря, меня это не слишком удивляет. Я никогда не доверял твоему Витторио, потому что нет на свете большего лицемера, чем он!

Бруна думала почти то же самое о своем муже, но она не смогла стерпеть оскорбления от постороннего человека:

– Во всяком случае, он никогда не станет таким лицемером, как ты!

– Вы оба приползете на коленях просить у меня прощения!

– Я на коленях перед тобой? Да ты бредишь, Марио!

– Именно на коленях! Я тебе еще кое-что скажу. Не удивлюсь, если труп дона Лючано окажется именно у вас.

Она на мгновение остановилась, не зная, что сказать, до того абсурдным ей казалось это обвинение.

– Какого черта? Что я буду делать с этим проклятым покойником? Но если уж ты заговорил в таком тоне, Марио, я скажу, что я почти уверена в том, что это ты его убил!

– Я убил моего лучшего друга? Единственного фашиста во всей округе?

– Ты говоришь о фашизме, но почему-то молчишь о деньгах, которые ты ему задолжал, а?

Нанеся этот удар, она развернулась и пошла прочь.