|
А парни на нее в молодости засматривались! И потом, позже… А уж как старухой стала, тут уж, конечно, не до ухаживаний. Сама-то она и не заметила, как время ушло, улетело… Жизнь прошла, утекла, как вода в реке — вот была и нет уже… всю жизнь, почитай, в деревне и просидела. Нет, как она забыла! Как-то подалась на комсомольскую стройку, мир посмотреть захотелось. Там весело было, интересно. Девчат много и ребят. Работа спорилась, и отдыхали шумно, по-доброму. Многие и там на нее заглядывались, погулять приглашали, на свидания… Но она упрямая была, что тот баран — меня, мол, так мама с папой воспитали — верность мужу до гроба, пусть и погибшему. Парни уходили, потом она их с другими девушками видела прогуливающимися под ручку. Обидно было, но только укреплялась в мысли — не стоит размениваться. Разочарование одно. А может, боялась? Теперь уж не разберешь, давно это было, ох, как давно! А потом на родину потянуло, в деревню. Сниться стала. И еще одно было, из-за чего уехать хотела. Парень у них в деревне был, с фронта вернулся без руки — Федор. Сватался он к ней, да и ей он по вкусу пришелся, хоть и постарше, но зацепил чем-то… Так смотрел на нее, что она алела, словно маков цвет. Ничего не сказала, на стройку сбежала, хоть сердце и просило «да» ответить. Втайне надеялась, что Федор ждет ее, что придет опять руки просить. Готова была согласиться, да и тут неудача. Всему свое время видно… Как приехала, узнала, что Федор на Дарье из соседней деревне женился и уехал туда жить. Долго еще после этого рыдала в подушку, но слезы плохое подспорье. Так лямку одна и тянула. Никуда уж больше не ездила, так доживала век. А недавно Федор помер, на похороны ездила. Всю жизнь с Дашей душа в душу прожили, троих сыновей вырастили. Обнялись с Дашей, поплакали. А что еще? Сама виновата. Три дня справили, и уехала обратно. И теперь вот ждет, как сама помрет. Скучно жить, устала… Баба Зина лежит, глаз закрыла, ждет, когда снотворное подействует, и она провалится в черный бездонный омут, из которого утром то ли вынырнет, то ли нет…
Сон у неё в ту ночь выдался тяжёлым, беспокойным. Хоть снотворное и приняла, а спалось плохо. Что-то нехорошее улавливала краем уха на границе сна и яви, но глаза разлепить не было сил. Так и промаялась до утра, а когда встала и вышла во двор — мать честная! За голову схватилась, чуть в обморок не упала. Дома-то соседского и нет! Головешки обугленные торчат, дымятся… Народ уже собрался, гудят, перешёптываются. Она платок накинула и поковыляла в ту сторону. Ропот по толпе шёл, Петю ругали, на чём свет стоит. Кто же, как не он, спалил? Ирод. Душегуб! Чтоб и на том свете ему ни дна, ни покрышки! Спалил всех, как есть спалил… И Савва здесь был, волосы на себе рвал, Лиду звал… А нет Лиды… И Анжелочки нет… Господи, горе-то какое! Баба Зина уголок платка к глазам поднесла, заплакала. Вот ведь жизнь какая! Потом уж разбредаться начали… Лиду жалели, и девочку… Петра проклинали… Когда народ разошёлся, обгорелый остов дома остался в одиночестве, на этот раз надёжно спрятав Марго и Эдика от посторонних глаз. Смерть не так просто расстаётся со своими жертвами и, в конце концов, всегда забирает обещанное. Не стоит играть с ней в прятки, она всё равно найдёт и в точности исполнит то, что ты сам так хотел и так боялся. Странная инсценировка, выдуманная Эдиком, сыграла с ним злую шутку, в точности воплотившись в жизнь в сотнях километрах от места постановки…
Анжела проснулась под вечер, было уже темно, и она испугалась. Закричала, но кто ночью в лесу услышит? Разве волки или медведь? Анжела зверей не боялась, но темнота её пугала. Она зарыдала, отползла в овражек, и залегла под куст, чтобы не видно было. Так и промучилась до утра, то погружаясь в беспокойный сон, то выныривая из него в лесную чащу, наполненную ночными звуками и шорохами. |
