Люсиль имеет свободный доступ к его состоянию и на деньги Дэвида основала свой фонд: раскручивает молодых художников и скульпторов, организует встречи с известными писателями, учеными — Нобелевскими лауреатами, музыкантами, танцорами. Фонд забавляет Дэвида, и он признателен жене за то, что она прославляет династию Таймов. Он существо хладнокровное, его ничто не волнует и не заботит. С ним невозможно нормально поговорить, он или уходит от ответа, или иронизирует. Иногда Клара задумывается, что же его так ранило в детстве, если все для него стало предметом насмешек? На последнем празднестве, которое устроила Люсиль в их венецианском палаццо, он в десять часов вечера пошел с собакой спать, ненадолго заглянув к ним; он был в джинсах и темно-синем блейзере и поднял бокал шампанского за здоровье гостей, о присутствии которых, казалось, и не подозревал. «Жена устраивает вечеринку? Отличная мысль! Развлечений слишком много не бывает!» Люсиль не выказала ни удивления, ни недовольства. Клара часто спрашивала себя, какие же чувства она может испытывать к своему чудаковатому инфантильному мужу.
— Клара, нам надо встретиться как-нибудь, только вдвоем, без всех, — выдыхает Люсиль так тихо, что Клара не уверена, хорошо ли ее расслышала.
Люсиль поигрывает зажигалкой и прячет глаза, не может выдержать открытый, удивленный взгляд Клары.
— Я знаю… Я всегда была отдельно… Но меня это достало. Не могу я больше терпеть мир, в котором живу. Хочется поговорить с кем-то живым, настоящим…
— Конечно, когда хочешь. Да, подозреваю, тебе бывает непросто, хотя со стороны кажется…
— Я позвоню тебе завтра утром? И решим, когда пообедаем…
Клара кивает. Вот так… Несколько фраз — и Люсиль превратилась в обычного человека. У Люсиль проблемы! Клара почти счастлива. Не то чтобы она радуется печалям подруги, просто внезапно ее собственная жизнь обретает смысл и все экзистенциальные вопросы, которые она бесконечно себе задает, перестают быть пустыми и напрасными. Ее всегда интересовало, зачем Люсиль ходит на их девичники. Иногда она, конечно, про них забывала, но, в целом, была скорее верной подругой. И щедрой. Она уверяет, что ей это ничего не стоит. И ненавидит, когда ее благодарят. Люсиль нашла матери Аньес место секретарши в офисе своего фонда, одолжила денег отцу Жозефины, когда грянула налоговая проверка. Это она организовала первую выставку работ Рафы, она свела Филиппа с богатыми английскими клиентами, друзьями Дэвида. Она никогда не бросала их в беде. С безразличным видом, без всяких нежностей, она оберегает их и поддерживает. Такое вот ненавязчивое присутствие. Мы все знаем, хоть и не признаемся себе в этом, что если вдруг что случится, деньги Люсиль здесь, на месте. Она дарит нам детскую беззаботность и защищенность, чувство, что ничего серьезного с нами не произойдет. И впервые за долгие годы дружбы Клара чувствует себя на равных с Люсиль. Ей хочется обнять подругу, поцеловать ее, но она сдерживается.
— Я бы с удовольствием пропустила стаканчик, — говорит Клара, охваченная непонятной радостью. — Мы их подождем или нет?
— Не будем ждать… Мы же способны уговорить вчетвером две бутылки, ведь правда?
Она потушила сигарету, закурила новую.
— Знаешь, я становлюсь настоящей алкоголичкой…
Весь вечер они пьют. Едва прикоснулись к горячему, заказанному в ресторане. Жирный гуляш с клейким рисом. Клара была не в том настроении, чтобы готовить. Аньес больше не плачет. Вид у нее после шампанского вполне веселый, но взгляд остается сумрачным. Она старается изо всех сил. Злится, что привлекла к себе внимание столь жалким способом. Клара не может не признать, что душа компании — Люсиль. Мы все, каждая на свой лад, хотим обаять ее, заинтересовать, рассмешить. Никто из нас не держится естественно в ее присутствии, думает Клара. |