Кроме меня.
— Тогда точно не зайду.
— Почему?
— А мне с тобой говорить не о чем.
— О, как всё серьёзно. — Разглядывать меня принялся, как Мишка совсем недавно, потом попросил: — Посмотри-ка на меня.
— Не буду. Боюсь, не удержусь и в морду тебе плюну.
Он засмеялся.
— Ника, Ника. Ты теперь что, на всех мужиков злая, что ли?
— Даже не надейся. — Потом всё-таки повернулась к нему, в упор посмотрела и спросила: — Так что ты моему мужу про меня говорил? Что я шлюха?
Отчим сигарету от губ отнял, дым в сторону выдохнул, а сам с трудом широкую улыбку сдерживал, я видела. Головой качнул.
— Такого я не говорил.
Я скептически посмотрела.
— Да что ты!
Я глазами сверкала, а он с удовольствием ко мне приглядывался.
— Я не так говорил, это уже Витёк сам додумал. С тобой пожив.
— Сволочь.
— Кто?
— Вы оба.
— А-а.
Вокруг никого не было, и я с удовольствием локтём ему в бок заехала. Сергей охнул, а потом за руку меня схватил.
— Надо на ком-то злость выместить?
— Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, понял? Ты мне кто? Что ты лезешь со своими разговорами по душам? Мало тебе Витька тогда съездил?
— Сначала мне, а потом тебе. Как оказалось, за дело. Разве я не прав был?
Я руку свою освободила и прямо спросила:
— Тебе что нужно?
— Мне? От тебя? — Он смешно потряс головой, якобы не понимая, о чём я речь веду.
— А если я матери расскажу? Как ты меня по углам зажимаешь с юности?
Мы встретились с ним взглядами.
— А если я расскажу, как ты мне на шею вешаешься практически.
— Мечтай.
— Мечтаю. Давно уже.
Я ответить ему не потрудилась, с лавки поднялась и к сумкам своим отошла. А отчим никак уняться не мог.
— Слушай, а говорят этот мужик мой ровесник. Да?
Я продолжала стоять к нему вполоборота, даже головы не повернула, только руку в бок упёрла.
— Возможно. Только в отличие от тебя он по дому в трениках не ходит. Это ведь ты у нас, Казанова районного масштаба.
— Ох, Ника, ничему тебя жизнь не учит. Уж пора бы язычок научиться прикусывать, а ты всё нарываешься.
— Иди к чёрту. Скажи спасибо, что тебя мать терпит. Где бы ты был без неё? Давно бы подцепил заразу какую и помер.
Сергей снова хохотнул, правда, весёлости в нём значительно поубавилось с начала нашего разговора, тоже поднялся, ко мне шагнул и за талию меня прихватил. Я охнула и сумочкой ему по руке заехала.
— Пыл умерь.
Руки он, конечно, убрал, даже серьёзности вперемешку с тревогой на себя напустил, на всякий случай, вдруг соседи в окна подсматривают, за моим плечом стоял, изображая любящего родителя, беседующего с непутёвой дочерью. Помолчал, затем спросил:
— Что делать собираешься?
— Жить.
— Как?
— Нормально. Квартира есть, работа есть. Что ещё надо?
— Какой-то странный вопрос, — качнул он головой.
Я быстро глянула на него через плечо.
— Знаешь, это только тебе хочется, чтобы я без мужика на стену лезла. Это тебе так хочется. Но если когда-нибудь так и будет, то ты всё равно будешь последним в моём списке. Так что остынь, папа.
Он усмехнулся, явно ответить мне собирался, но тут Алька появилась, со школьным рюкзаком за плечами, с бантами белыми по случаю начала сентября, сначала ко мне кинулась, обняла, потом на отца оглянула. |