— Да, я влезаю в нее. — В его голосе проскользнули металлические нотки. Он пристально смотрел ей в глаза. — Потому что знаю, что и ты меня любишь.

Она снова хотела усмехнуться, но у нее ничего не получилось.

— Не говори вздор! — слабо выкрикнула она.

— Это легко проверить, и я знаю способ.

Он грубо притянул ее к себе и наклонил голову, собираясь поцеловать в губы. Ошеломленная Марина на секунду перестала сопротивляться, и он, воспользовавшись этим, впился в ее рот. В следующий момент она попыталась его оттолкнуть, но он прижимал ее руки к бокам. Марина стояла, отчаянно мотая головой и лягая его коленом, потом не придумала ничего лучшего, как попытаться его укусить.

— Ну что, проверил?

— Да, проверил. Прав оказался я, а не ты. Ты меня любишь!

— Свинья!

Злые слезы застилали ее глаза. Она боролась не столько с Ронни, сколько с коварными чувствами, растущими в ней самой. Эти старые враги, с которыми, как ей казалось, она давно справилась, вновь овладели ею, туманя мысли, стремясь подчинить ее волю силе желания и страсти.

— Отпусти меня, — потребовала она срывающимся голосом. — Отпусти, слышишь?

В дверях кухни, привлеченная шумом, появилась Настя. Увидев дерущихся родителей и не понимая английской речи, на которой они говорили, девочка испугалась. Со слезами на глазах она подбежала к Ронни, две детские ручонки вцепились ему в брюки и начали тянуть его в сторону.

— Не держи мою маму? — Настя стала бить его кулачками.

У Ронни все перемешалось в голове. Ничего не замечая, он смотрел Марине в глаза и, вместо того чтобы отпустить ее, еще сильнее сжал ее руки.

— Ты снова станешь моей.

— Самоуверенный негодяй! Явился сюда за ребенком?

— И за тобой тоже.

Она попыталась его оттолкнуть, но он удержал ее руки в своих. Настя, плача, выбежала из кухни. В прихожей хлопнула входная дверь. Марина насторожилась, но в следующее мгновение забыла обо всем, потому что Ронни снова прижал ее к себе и нашел губами ее губы…

— Да, и за тобой тоже, — повторил он шепотом, оторвавшись от ее рта. — Я люблю тебя.

— Ты мне это уже говорил, а потом вышвырнул меня из своей жизни…

— Если я причинил тебе боль, то, поверь, за это я достаточно поплатился и горько сожалею. — Он не спускал с нее глаз и старался говорить мягко, что еще больше возбуждало Марину. — По крайней мере, мне совершенно ясно одно: ты тоже меня любишь.

— Люблю? Ты сошел с ума! Да я не позволю тебе дотронуться до меня, не говоря уж ни о чем другом!

— Ты обманываешь сама себя. — Он улыбнулся, словно был уверен в своей победе. — Я вижу это.

— Отцепись, говорят тебе!

— Ни за что на свете! Уй!

Марине наконец удалось ощутимо стукнуть его по колену, и он отпрянул.

— Ты дерешься не по правилам и можешь сделать меня импотентом, — он засмеялся.

— Твоей любовницей я все равно не стану! Я выйду замуж! — кричала она, норовя снова лягнуть его.

— Правильно! За меня!

— Этого никогда не будет, потому что ты лгун!

— Я — лгун?

— Да! Лжешь, что любишь меня!

— Тебе прекрасно известно, что это правда! Я действительно тебя люблю!

На секунду она застыла, глядя ему в глаза. В его взгляде и улыбке светились нежность и любовь, о которых она мечтала все эти долгие и пустые годы, и она расслабилась. Тоже улыбнулась, сама не зная, что делает.