Спуститься вниз было почти что сверх Пеллиных сил. Но, крепко обхватив Стину за талию и зажмурившись, он все же стал потихоньку спускаться вместе с ней, торжественно клянясь никогда не забираться выше кухонного стола.
Стоило Стине снова очутиться на причале, как она, по своему обыкновению, весело затараторила.
— Ну и вид оттуда сверху! — как ни в чем не бывало сказала она Чёрвен.
Вместо ответа Чёрвен смерила ее уничтожающим взглядом, а Пелле сказал:
— Пошли скорее домой, скоро шесть.
— Не-е, не может быть, — возразила Стина. — Я обещала дедушке быть дома в четыре часа, а я еще не дома.
— Пеняй на себя! — сказала Чёрвен.
— Хотя вряд ли дедушка заметит: подумаешь, два часа больше или меньше, — в утешение себе сказала Стина.
Но она ошиблась. Сёдерман был как раз на овечьем выгоне. Он поил своих бяшек свежей водой из корытца и, увидев семенящую мелкими шажками Стину, спросил:
— Ну и ну! Ты что это делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Стина.
Сёдерман был совсем не строгий. Он только покачал головой.
— Сдается мне, у тебя хватило времени ничего не делать. Когда Чёрвен подошла к дому, она увидела у пристани своего отца и помчалась к нему со всех ног.
— Никак, моя Чёрвен пожаловала наконец-то, — сказал Ниссе. — Что же ты делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Чёрвен, точь-в-точь как Стина. Точно такой же ответ получила и Малин от Пелле. Он вошел в кухню, когда вся семья уже сидела за обеденным столом.
— Не-а, ничего особенного я не делал, — сказал Пелле. И он не кривил душой.
В семь лет часто подвергаешься опасностям. В таинственной и буйной стране детства часто ходишь на краю опасной пропасти и думаешь, что в этом нет «ничего особенного».
Увидев на столе жареную рыбу со шпинатом, Пелле нахмурился.
— Не хочется что-то есть! — сказал он.
Но Юхан предостерегающе поднял указательный палец.
— Только не поешь! Мы тут все друг за дружку! Ведь обед готовил сам папа. А Малин сидела и болтала со своим новым шейхом.
— Битых три часа, — добавил Никлас.
— Ну, хватит, — сказал Мелькер. — Оставьте-ка Малин в покое. Но Никлас не унимался.
— О чем только можно болтать битых три часа?
— Токуют, как глухари! — съязвил Юхан. Улыбнувшись, Малин потрепала Юхана по плечу.
— Он совсем не «шейх», и вовсе мы не токовали, как глухари: чего нет, того нет. Но он находит, что я хорошенькая, вот вам.
— Конечно, ты хорошенькая, милая ты моя Малин, — сказал Мелькер. — Все девушки такие.
Малин покачала головой.
— Вовсе не все, так считает Петер. Он говорит, что если бы современные девушки знали, что им больше идет, то они постарались бы быть более хорошенькими.
— Тогда надо им об этом сказать, — заметил Никлас. — Будь хорошенькой, не то я тебя стукну.
Взглянув на него, Малин рассмеялась.
— Да, весело будет твоей девушке, когда ты станешь постарше. Ешь, Пелле, — сказала она.
Пелле влюбленными глазами посмотрел на отца.
— Ты и вправду приготовил обед, папа? Какой ты молодец!
— Да, я стряпал его совершенно самостоятельно, — объявил Мелькер и, будто настоящая хозяйка, сложил бантиком губы.
— А ты не мог состряпать что-нибудь другое вместо шпината? — спросил Пелле и наморщил нос. |