- Я не знаю, что именно вы называете "полками нового строя", - довольно резко ответил барон. Сейчас, похоже, он сильно разволновался, и в его речи я впервые уловил легкий акцент. - Если бы было можно, то я хотел бы взглянуть на них, ведь не зря русская пословица гласит: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".

   - Я вас понимаю, генерал, - задумчиво сказал Сталин, расхаживая по своему кабинету, - на фронте вы насмотрелись на многие безобразия, которые творят солдаты, после издания в феврале этого идиотского "Приказа N 1". Без дисциплины и субординации не может существовать ни одна армия в мире, будь она трижды народная. Мы сейчас пытаемся исправить ошибку, допущенную, кстати, отнюдь не большевиками. Ваши коллеги, решившие связать свою судьбу с новой русской армией, сейчас готовят новые уставы, в том числе, и дисциплинарный.

   - Я ничего не знаю об этом, - ответил Маннергейм, - но если это так, то я полностью согласен с вами. А кто из генералов, кроме Николая Михайловича Потапова уже служит у вас?

   - Я назову вам такие фамилии, как Деникин и Марков. Думаю, что они вам знакомы, - сказал Сталин. Барон кивнул, и на минуту задумался.

   - Скажите, господин Сталин, - спросил Маннергейм, - а какую должность я мог бы получить в вашей "армии нового строя"? Вообще-то я всю жизнь служил в кавалерии.

   - Кавалерии, сказать честно, у нас пока очень немного, - ответил Сталин, - Но, скажу вам по секрету, сейчас мы на одном из участков фронта ожидаем, по данным нашей разведки, неожиданный удар германских войск. Для его отражения, помимо бригады Красной гвардии и частей усиления, мы собираемся сформировать ударную группу, состоящую из двух-трех все еще боеспособных кавалерийских дивизий - своего рода сводный усиленный кавкорпус. Вот только мы еще не решили, кто ее возглавит. Накануне вашего приезда к нам обратился ваш старый знакомый по 2-му кавалерийскому корпусу, с которым вы вместе сражались на Юго-Западном фронте, с просьбой дать ему возможность отправиться на передовую и сразиться с противником.

   - Кто же это? - удивился барон, - неужели сам командующий 2-м кавкорпусом генерал-адъютант Гуссейн Хан Нахичеванский?

   - Нет, - с улыбкой ответил Сталин, - это генерал-лейтенант Михаил Александрович Романов...

   - Неужели! - выдержка окончательно оставила Маннергейма, и он вскочил с кресла, - Великий князь Михаил Александрович тоже выказал желание служить в вашей армии?!

   - Вы, наверное, не верите мне, - продолжая улыбаться, сказал Сталин, - ну что ж... Александр Васильевич, - обратился он ко мне, - вы не согласились бы съездить с господином Маннергеймом в Гатчину, чтобы он там лично переговорил с Михаилом и Николаем Романовыми. Я думаю, что товарищу, простите господину, Маннергейму было бы полезно пообщаться с его старыми знакомыми.

   Барон, окончательно потеряв всю свою выдержку и чопорность, стоял, растерянно опустив руки.

   - Вот и отлично, - сказал Сталин, - итак, генерал, я пока попрощаюсь с вами. К сожалению, у главы советского правительства очень много дел. Но, я надеюсь, что мы еще с вами встретимся.

   И, изобразив на лице доброжелательную улыбку, Сталин на прощание крепко пожал руку барону Маннергейму... Ну, что же, в Гатчину, так в Гатчину!

   29(16) октября 1917 года. 14:00. Балтийское море. Госпитальное судно "Енисей".

   Гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц.