— Мамочка, посмотри, что мне подарил Ален! — позвала Элли.

Надя перевела взгляд на дочь, державшую на ладони крошечный золотой медальон.

— Он… принадлежал моей матери, — объяснил Ален, когда Надя с изумлением взглянула на него. — Надеюсь, ты не возражаешь?

— Помоги мне надеть его, — потребовала Элли.

— Есть, мадам. — Лицо Георга сохраняло полную серьезность, его тон был торжественным. Элли хихикнула, поднимая волосы наверх. — А она почти не изменилась, а? — улыбнулся он Наде.

Сам же он изменился. Не только в одежде, но и в том, как Георг смотрел на Надю, как говорил и двигался. Это был совсем другой человек.

— Повернитесь, — приказал он.

— Есть, сэр, — отпарировала Элли.

Георг ловко защелкнул на ее шее изящную цепочку, поцеловал в затылок и отступил назад.

— Готово!

— Как я смотрюсь? — спросила Элли, переводя взгляд с одного взрослого на другого.

— Восхитительно! — произнесли они в унисон.

— Побегу вниз, покажу Джону и остальным, пока не пришли ребята. — У двери она обернулась и с тревогой спросила: — Ты ведь не уедешь? Останешься на праздник?

— Обязательно останусь.

Глаза Элли засверкали.

— Блеск! — воскликнула она и умчалась вниз по лестнице.

Георг нервно ходил по комнате в начищенных и непривычно блестящих туфлях.

— Я слышала, ты собрался продать свою хижину?

Он кивнул.

— После ремонта.

От его улыбки у нее закололо сердце.

— Порушил все, тупица.

— Тебе было очень тяжело тогда.

— Мне до сих пор не хватает Эдды. Особенно я ощутил это, проезжая мимо ее дома.

— Мне тоже. Думаю, и другим.

Воцарилось молчание. Неужели так теперь будет всегда?

— Я рада, что вы с отцом помирились, — нарушила Надя возникшую паузу.

— Спасибо, он шлет тебе наилучшие пожелания.

— Очень мило с его стороны.

— Обязательно передам ему твои слова. — Вынув руки из карманов, Георг подошел к окну. — А городишко неплохо смотрится.

— Дела здесь пошли получше. В следующем месяце заработает новая фабрика. К больнице пристраивают еще одно крыло. — Поколебавшись, Надя тихо добавила: — И все благодаря анонимному пожертвованию.

Надя замолчала, и Георг повернулся к ней.

— Это был ты? — спросила она, когда их взгляды встретились.

— Мы с отцом.

Морщины на его лице стали глубже, появились новые.

— Ужасно было? Я говорю о тюрьме.

— Не так страшно, как могло бы быть…

Георг ждал, ему хотелось увидеть радушную улыбку, которую он рисовал в своем воображении два долгих года.

— Ты, похоже, совсем не изменилась. — Он кашлянул. — Могло быть и хуже. Если бы взорвались спагетти…

Надя покраснела, а глаза ее потемнели от гнева.

— Ты хочешь сказать, что я не гожусь для ведения домашнего хозяйства? Это чистая правда.

Отшвырнув осколок стекла с пути, Надя ринулась к встроенному шкафу за веником и рьяно принялась за уборку.

— Извини, — бросила она, когда на ее пути оказались большие ноги Георга.

Ворча что-то под нос, он отступил на несколько шагов.

Закончив, она скрестила руки на груди.

— Я слушаю, говори.

Георг все еще думал о ее кремовой коже под шелковой рубашкой и вдруг обратил внимание на выражение ее глаз: они метали молнии.