– Свои, боец! – осклабился разведчик. – Фрицы там!

Он показал на белеющую в темноте церковку, затем поднял Ежа за шиворот и подопнул его:

– Вперед!

В этот момент с высотки ударил короткими очередями пулемет. Хорошо, что в темноте бил не прицельно, да и вспышки очередей ослепляли пулеметчика. Но первые раненые и убитые появились. Кто-то застонал совсем рядом с Ежом. А одна очередь прошла почти по ногам Вини – тот даже подпрыгнул выше своего роста.

– Вперед! Вперед! Не ложиться! – орали на все голоса взводные и ротные.

Земля стала подыматься под ногами – склон пошел вверх.

– Йэх! Понеслась душа в рай! – крикнул Гырдымов, карабкаясь вверх. Дождь сыграл злую шутку – глина скользила, люди падали – продвижение вперед замедлилось.

Фрицы этим незамедлительно воспользовались – сверху полетели гранаты.

Вини встал на колено и стал стрелять куда-то вверх.

– Ноги! – заорал кто-то из командиров. – Ноги ставить поперек склона! Вперед! Оказалось, это батальонный комиссар:

– Братцы, пуля дура – штык молодец! – и тут же выстрелил из нагана, разглядев в темноте силуэт эсэсовца. – Да и пуля ничего, если умелой рукой выпущена!

Однако батальон залег.

Пулеметчик бил и бил. Достать его было трудно. Хотя по вспышке бойцы били, но тот сидел в узком окне церкви, словно в амбразуре.

Еж вздрагивал каждый раз когда очередь ложилась рядом. Пули шлепались в грязь и шипели. А те, что попадали в тела – стучали глухо…

– Мужики! Да перебьют нас здесь! Вперед! Где комбат? – закричал комиссар.

– Ранен, товарищ батальонный комиссар! – подал голос связист.

– Черт! Серьезно?

– Как сказать… Щеки пробиты.

– Понятно… А ну-ка мужики… Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…

Сначала несколько голосов, а потом все больше, больше и, наконец, весь батальон подхватил гимн:

– Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой идти готов…

Комиссар встал во весь рост и зашагал вверх, продолжая петь 'Интернационал'.

– Это есть наш последний и решительный бой, с Интернационалом воспрянет род людской!

Глядя на него, бойцы стали подыматься под пулями и зашагали вверх по скользкому склону. Многие падали, некоторые не подымались.

И тут в траншее фашистов раздались несколько глухих взрывов, а потом стал слышен шум рукопашной свалки.

– УРАААА!!! – батальон бросился вперед.

Через несколько минут красноармейцы ворвались в траншеи.

Еще через несколько минут все было кончено.

Еж сидел рядом с еще теплым трупом гансюка, которого он заколол прыгая в окоп, и нервно курил.

– Дай тягу… – плюхнулся рядом Вини.

Еж молча протянул Винокурову самокрутку. Тот глубоко затянулся и закашлялся.

– Не умеешь, не берись… – флегматично сказал Еж. – Дай обратно.

Вини прокашлялся и просипел:

– Водки бы сейчас…

– Водка, братцы после боя будет. А бой еще не кончился, – подошел к ним комвзвода Прощин. – Сейчас наша рота будет церковку брать.

– А другие чего?

– А другие пойдут на ту сторону деревушки, немцев подчищать. Дед ваш -молоток, кстати, да и вы не подкачали.

– А где Кирьян Васильевич? – встрепенулся Еж.

– Сейчас придет… Это он под шумок кустами с десятком бойцов к немцам в гости нагрянул. Нежданчиком. Бой закончится, буду ему представление на 'Отвагу' писать. А вот и он!

Дед шел по траншее перешагивая окровавленными сапогами через трупы фрицев.