– Будь другом, сунь мне сигарету в рот. В нагрудном кармане. Слева. Спички там же.

– Лех, мне тоже… – попросил я.

Попыхтели как паровозы. Еж 'Балканкой', я – 'Примой'. Не могу в лесу с фильтром курить.

Тяжка, другая, третья… выплюнул. Сигарета зашипела в коричневой гуще.

– Поехали дальше.

Еж запыхтел, вытаскивая череп. Я наткнулся на россыпь винтовочных патронов. Ржавые до невозможности – переламывались в руках как веточки.

– Есть! – воскликнул я.

– Чего?

– Бедро. И второе.

– Отлично…Эй! У костра! – заорал Еж. – Пакет тащите!

Мирно болтавшие о чем-то своем поисковики подбежали к воронке

– Что у вас?

– Боец… Два позвонка, череп в каске и два бедра.

– Железо есть?

– Противогаз, каска, две лимонки с заглушками и патроны. Я их под кустик сложил кучкой.

– Ну что, мальчики-девочки… Работаем! – сказал Леонидыч. В глазах его появился азарт.

Отряд рассредоточился по периметру воронки, снова и снова прощупывая грязь.

Толик сел ломать патроны. Бывали случаи, когда бойцы вкладывали смертные записки в патроны. Бывало, находили такие, да…

Кстати, вы знаете, что найденным боец считается, если найдена, по крайней мере, одна бедренная кость? Ну и остальные в наборе…

Мелкие кости быстро растворяются в болотах. Череп тоже. А бедренные сохраняются долго.

Хотя раз на раз не приходится.

Возле ампуломета нашли бойца, от которого косточек осталось на пригоршню. Не понятно каких. Обгорели и крошились в руках. И треугольничек один. И больше ничего. Младший сержант, как минимум. Остальное сгорело.

А тут полноценный боец, можно сказать.

Когда работаешь – время летит незаметно. Ничего не замечаешь. Ни боли в пояснице и коленях, ни то, что руки окоченели. Курить и то забываешь.

Подняли одну берцовую. Кусочки таза. Еж поднял левые лопатку и плечо. Правых не было. Как не было и остального. Даже ребер не было. Не было и медальона. Каждый сантиметр в районе груди и таза прощупали. Нету. Я разогнулся и со злости вогнал лопатку в дно воронки. Там что-то хлопнуло и грязь фонтанчиком плеснула мне в харю.

Я машинально отдернулся.

– Лех! Цел?

– Скотство какое… – отплевался я, утерев лицо рукавом. – Цел.

Угораздило же попасть во взрыватель для гранаты. Еще и не гнилой.

Я нагнулся, пошарил в грязи. Точно. А рядом еще один. Значит еще один подсумок. Но медальона все равно нет.

Послышалось тарахтение где-то вдалеке, с каждой минутой превращающееся, сначала в рокот, а потом в грохот.

– Степаныч… Ну что, мужики, закругляемся?

Я выбрался из воронки. Сел. Закурил. Жаль… Еще один неопознанный. Выбрался и Еж.

– Дай-ка я еще посмотрю, – задумчиво сказал Вини. И прыгнул вниз.

А мы пошли на вторую воронку. Умываться.

Леонидыч пошел встречать Степаныча.

Плескались не долго. Руки вымыли, да лицо. От остального грязь так отпадет. Когда постираем на базе.

А Вини, – молодчина! – все-таки нашел медальон!

Везунчик, черт побери…

Правда, медальон был разбит. Может быть осколком. А может быть пулей.

Вини собрал черные осколочки и бросил их в мешок, куда сложили косточки бойца.

Из тягача вышел улыбающийся Герман Василич:

– Ну, как поработали!

– Одиннадцать бойцов. Медальон один, но разбитый.

– Ай-яй-яй… Жалко как…

– Здравствуйте, Герман Васильевич! – поздоровались девчонки.

– Добрый день, родненькие! Намаялись?

– Не очень! – улыбнулась Марина.