– А что, убили ее?

– Агась… Убило ее…

Я помялся и сказал ему:

– Может так надо, чтоб именно Вы, Иван Иванович в живых остались?

– На кой? Вот я трех детей родил. Старшой у меня тута и работал, пьяный напился и под комбайн угодил, средний – в Чечню эту проклятую поехал за деньгами да таки и невернулси, а последыш в Москве бизнесом деньги крутит. Переводы нам с мамкой шлет по праздникам. Тыщу пришлет – мы и рады, все ж помощь. А его ругаем, пусть себе оставляет – жизнь-то дорогая, сам, поди знаешь, и мы ему помочь стараемся. То картошечки пошлем с оказией. То огурчиков… На него вся надёжа.

– Внуки-то есть, Иваныч?

– Поди будут… Сынок, а выпить есть чего, за помин души? Я тебе картошечки отсыплю, а?

– Сейчас…

Я подошел к Захару, молча взял у него фляжку, наплескал крышку от котелка. Отнес деду.

Тот чуть поклонился, принимая водку:

– Благодарствую! Ну, ёксель… За помин души…

Выпил, не отрываясь. Втянул воздух носом. И на выдохе:

– Вкусно… Старуха разорется, ну да ладно. Не в первой. Спасибо, тебе солдатик.

Я провел по камуфляжу грязной рукой:

– Иван Иваныч, я поисковик.

– Знаю я… Все одно – солдатик. Похоронная команда. Ты мне вот, что скажи, солдатик, простит она меня, ёксель, али как?

– Кто? – удивился я.

– Санитарка-та, что меня вытащила? А? Я, вишь как… Жил, ёксель, работал, хлеб растил, а всё бестолочью вышло. На последыша надёжа, на последыша.

Я смешался, не зная, что сказать.

– Солдатик, а плесни водочки еще, а?

Я кивнул и снова пошел к Захару с Виталиком.

От толпы старушек вдруг отошла бабулька. Молча подошла к Иван Иванычу, дала ему подзатыльник и погнала его с кладбища. Напоследок он мне улыбнулся щербато-железным ртом. Виновато так улыбнулся. Мол, не судьба…

– Придите, последнее целование дадим, братие, умершему!

Я вернулся к могиле.

– Вземше мощи отходим ко гробу…

Батюшка положил в гробы бумажный листок с молитвой.

А потом мужики гробы заколотили и молча стали опускать на веревках в яму.

Один… Второй… Третий… Четвертый…

Мы кинули по горсточке сырой земли.

Потом взяли лопаты. Минут через пятнадцать могила была готова. Мы охлопали ее лопатами, подровняли бока. Через год Степаныч поставит здесь крест.

А памятник стоит в центре.

Подошел Еж:

– Интересную могилу видел. Старик на фотке. Боевой такой. Два 'Георгия', две 'Отваги', 'Слава', 'Звезда' и 'За боевые заслуги'. Жалко, что надпись стерлась. Разобрал только '1953'. Интересно…

– Что?

– Да лицо, почему-то, знакомо.

– Покажи, где?

– Да где-то там, в зарослях на том конце. Или в ту сторону? Забыл…

– Вечная память! – запел священник. – Вечная память.

Дождик усилился. Словно кто-то там заплакал. Нет, не по бойцам.

По мне. По нам.

Вечная память!

Прощайте, мужики.

Нет. До встречи.

Вечная вам память.

А мы домой.

Смотреть чужие сны о чужой войне. И менять ту реальность, в которой мы находимся.

Эпилог

Мне снился сон – меня нашли в воронке.

По косточкам подняли из земли.

Мне снился сон – приходит похоронка

К той девочке, с которой мы росли.

И я подымаюсь с винтовкой в руке.

Со ржавою кровью на ржавом штыке.