Филлис была полна энтузиазма и очень изобретательна, пока не закончила работу. А потом… Зачем ворошить старое? Зачем рыться в прошлом? Этого уже нет, все прошло! Майкл попытался выкинуть эти мысли из головы. Он знал, что больше страдает его уязвленная гордость, чем обманутые чувства. Прекрасный старый дом, снова подумал он, остановившись. Гай предлагал бросить его. Может быть, это действительно нужно, но не сейчас — слишком много было сделано здесь его руками. Несколько поколений Фарров жили здесь. Поколения!
Его мысли вновь вернулись к девушке и ребенку, которые должны были появиться здесь сегодня. Обманут ли его или на их семейном древе действительно появился новый молодой побег?
Дворецкий в немыслимо голубой ливрее открыл дверь. Его глаза потеплели и, приосанившись, он сказал:
— Вы, мистер Майкл! Нечасто вы приходите домой так рано, — голос дворецкого стал тревожным. — Надеюсь, с мистером Гаем ничего не случилось?
— Нет, нет, Элкинс. Пойдемте в библиотеку. Мне надо поговорить с вами. Мисс Серена сейчас здесь?
— Нет, сэр. Она на послеобеденных занятиях.
Элкинс прошел за Майклом через большой холл, галерею, устланную богато отделанными коврами, в комнату, все стены которой были заняты полками с книгами. Библиотека была отделана мореным дубом, синие тяжелые бархатные шторы чудесно гармонировали с картиной, висевшей над камином; все вместе создавало ощущение тепла и покоя. Эта уютная комната была создана в те времена, когда ее владельцы еще имели желание и возможность жить спокойной, размеренной жизнью в неспешных занятиях и размышлениях. Проникающий через окна солнечный свет падал на пальмы и экзотические цветы, стоявшие в горшках вокруг журчащего в массивной чаше фонтанчика. Струйки воды, пробиваясь через густой зеленый мох, покрывший основание фонтанчика, медленно стекали в круглый небольшой бассейн. Зазывно манили к себе глубокие мягкие кресла. Листья папоротника раскачивались под легким ветерком, проникающим в открытое окно.
Майкл повернулся спиной ко всей этой красоте и присел на краешек массивного стола. Он смотрел вверх перед собой, на портрет в резной раме, который, как и дверные и оконные рамы, много лет назад был перевезен сюда из английского замка. Майкл Фарр, адмирал. Он начал свою морскую карьеру учеником корабела. Когда началась война между Англией и Америкой, Конгресс назначил его капитаном. После того как он захватил два враждебных форта, подавив гарнизоны, вывел из строя береговое вооружение и спалил пристань, его сделали командующим, а затем и контр-адмиралом. Он прошел через самые кровавые стычки и самые ужасные шторма.
Из поколения в поколение Фарры рассказывали своим детям историю о том, что однажды, когда судно было застигнуто в океане ужасной бурей, и его, как щепку, швыряло с волны на волну, порывы ветра срывали паруса с гнущихся мачт, борта судна трещали под ударами волн и, казалось, не было никакой надежды на спасение, Майкл Фарр вскарабкался на капитанский мостик и, грозя кулаком нависшим над судном волнам, прокричал, перекрывая своим голосом шум шторма: «Черт побери! Мы покорим бурю!»
Это его выражение передавалось от отца к сыну, став лозунгом, вызовом Фарров всем трудностям и неудачам: «Мы покорим бурю!»
— Бьюсь об заклад, ты покорил бурю, но она была не последней, — сказал Майкл, обращаясь к портрету. — Я думаю, что последние несколько лет управляю поместьем так же, как это сделал бы ты. На мгновение ему показалось, что адмирал на портрете молчаливо кивнул в ответ.
«Он был еще и великим гулякой, а не только настоящим морским волком», — сказал Гай. Майкл посмотрел на портрет, но лицо человека, изображенного на нем, выражало еще и внутреннюю силу, которой Гай не унаследовал. Белый парик, высоко повязанный платок, кружевное жабо и голубой камзол с медными пуговицами не могли скрыть поразительного сходства между портретом и человеком, смотрящим на него. |