-- И он ввел?

-- Нет... Но он герой.

Все было загадочно, почему человек, имевший задачу одолеть Кащея, вместо того делает открытия в математике, и оттого стал героем.

Я сказал ей:

~ Так-то, пожалуй, и я герой. Я, пожалуй, больше герой: должен был войти в запрещенную комнату, а вместо того создал хрустальный дворец в тысячу комнат.

-- И все-таки вы не герой, а он герой. - Она с улыбкой посмотрела мне в лицо, и я понял, это она из жалости к нему, а меня "героем" просто поддразнивает.

-- Принимаю вызов,-- ответил я,-- я напишу поэму, вы будете плакать и перестанете меня дразнить. Ваш геометр пришел к вам по прямой линии, я же приду по кривой.

Она с недоумением посмотрела на меня и просто сказала:

-- Мы с вами очень подходящие, я чувствую себя с вами так же, как с Олегом, но вот человек прошел мимо, и мне за него больно... Это мои долги! И я не знаю, люблю ли я вас, или впрямь пришло мое время... Нет, я не хочу времени: заставьте, помогите мне забыть долги и время -- и я с вами на край света пойду.

Мы расцеловались на прощанье по-настоящему, как родные с детства люди, и я впервые сказал ей "ты".

Вот это самое главное чувство -- время преодолеть. Можно в 20 лет сказать все, как Лермонтов, а если срок не дается, то в старости будешь как юноша писать. И вот почему искусство -- это форма любви. И вот я люблю, и моя юность вернулась, и я напишу такое, чтобы она растерялась и сказала: "Да, ты герой!"

3 марта. Ночь почти не спал. Я повторял:

-- Зачем это я сделал, зачем тратил на забаву или самообман драгоценную человеческую жизнь!

Днем перед ее приходом я трепетал: мне представилось, будто во мне самом, как в торфяном болоте, скопился тысячелетний запас огня. Я это придумал, и оттого пробудился во мне тоже давнишнего происхождения страх за себя и стыд.

Но когда она вошла, в глазах ее было так много какого-то неведомого мне богатства, что страх и стыд прошли при ее появлении.

-- Ничего,-- сказала она с милой улыбкой,-- наверно, без огня нельзя жить на земле!

-- Но, мне кажется, это опасно для нашей дружбы.

-- Я когда-то тоже себя так пугала. Только это может быть и иначе: что опасного, если ребенок просит молока?

Я не знал, что ответить, я не понимал ее...

В этот раз вышло так, что казалось -- вот оно и все... Но в этом "все" не хватало какого-то "чуть-чуть", и через эту нехватку "все" превращалось в ничто.

-- Я обещала вам, что не буду с вами лукавить. Сама женщина это ни во что не ставит, и все это "грудь Психеи, нога газели" -- это только приманки, а сущность-то есть в каком-то "чуть-чуть". Я не буду лукавить: если хотите, вы все можете брать, но все это без "чуть-чуть" будет ничто -- чепуха.

-- А что же не чепуха?

-- У вас редкий ум,-- ответила она,-- вы сейчас единственный, с кем я открываюсь, и у вас сердце -- ах, какое у вас сердце! И все-таки я не вся I нами. Догадайтесь, в чем дело, чего не хватает,-- и я отдам вам всю жизнь.

-- Это похоже на сфинкса: все открыто и ясно; природа как везде и во всем, но в лице сфинкса есть какое-то "чуть-чуть", и его нельзя разгадать. Мне кажется, разгадать это для меня, а может быть, и ни для кого не возможно: зачем же иначе сфинкс? Вы-то ведь сама тоже не знаете!

Но, мне кажется, это можно заслужить, и тогда все само собой откроется, как сундучок без замка.

Как же вы думаете заслужить?

-- Служить,-- сказал я,-- это значит собирать внимание к тому, что любишь. Все, все туда!

-- Как хорошо! Мне кажется -- это правда. Откуда вы это берете?

-- Из своего опыта: я в молодости давным-давно влюбился и все лучшее на земле собиралось к ней.