Борис Кедрич, появившийся в двери, ловит свою долю и тут же запихивает ее в рот.

— Все нормально?

— Угу, — мычит он, с хрустом разгрызая сухарь, — с моей стороны открытое место, вряд ли полезут.

Он снова исчезает за перегородкой. А мне становится стыдно, что я так плохо подумал о Сергее. Хороший он человек, простой, только жизнь у него путаная получилась. Родители из буржуев. Воевал, говорят, раньше у белых, потом перешел в Красную Армию. К нам его прислали месяца три назад с Южного фронта, где он занимал должность командира батальона.

— Сергей, правда, что ты у белых служил?

Москвин лет на восемь старше меня, но я обращаюсь к нему на «ты». Если порвал со своим классом, пусть привыкает к пролетарскому обращению.

— Правда.

Он отвечает негромко, но и не шепотом, не боясь быть услышанным внизу. Я жду пояснений, но Москвин молчит.

— Мобилизовали, да?

Слово трудное, и я, чертыхаясь, произношу его в три приема.

— Нет, не мобилизовали, — четко, как мне кажется, с насмешкой, отвечает он, — добровольно пошел.

Я растерянно хлопаю глазами. Сергей, примостившись на чурбачке, наблюдает за поляной. Его спокойствие начинает меня бесить.

— До больших чинов, наверное, дослужился?

— Не очень. Поручика, еще в шестнадцатом году дали, выше не поднялся.

— А теперь, значит, к нам перешел?

Я откровенно ищу ссоры. Сергей, повернув голову, внимательно смотрит на меня.

— Поговорим в другой раз, хорошо?

Москвин мог бы оборвать меня. Он все же немалый начальник — помощник уездного военкома, а я всего-навсего милиционер, но Сергей говорит со мной невозмутимо и даже дружелюбно. Я отвожу глаза и начинаю старательно тереть рукавом затвор карабина.

Глава 2

По склону, огибая мельницу, проскакали десятка полтора всадников. Бандиты приветствовали подкрепление дружной пальбой в нашу сторону.

— Ну, держитесь, краснопузые!

— Хвосты подпалим, едрит вашу!..

Длинная очередь прошла на уровне окон второго этажа. Ого! У них и пулемет имеется. Прижимаясь щекой к полу, я почти физически ощутил звонкие шлепки пуль о наружную поверхность бревен в полуметре от головы. Нашарив карабин, по старой привычке прикрыл им макушку. Над самым ухом загрохотал «Льюис». Я тоже, привстав, выстрелил в сторону леса.

Из-за плетня снова заорали:

— Эй, вы, сдавайтесь, пока ваш сарай не подожгли! Тогда поздно будет. — И еще через минуту уже другой голос:

— А с тебя, Башлык, шкуру на барабан сдерем, если подполковника тронешь!

Вот это новость! Наш штабс-капитан оказался подполковником. Может, из-за него вся каша и заварилась?

Постреляв с полчаса, бандиты угомонились. Атаковать тоже не пытались. Сообразили, больших потерь будет стоить, если лезть в открытую на пулемет.

За это время мы успели укрепить первый этаж. Выломали кусок перегородки, заложили дверной проем и оба окна, оставив узкие бойницы для стрельбы. У Любы Абрамцевой и Бориса Кедрича только наган и по два десятка патронов.

— Лень было винтовку прихватить? — хмуро спросил Иван Михайлович, оглядев с головы до ног Бориса Кедрича, — все красуешься, начальника из себя ставишь…

Борис, опустив глаза, ковыряет пол носком узкого хромового сапога со шпорами.

— И-е-эх, кавалерист! — махнув рукой, окончательно добивает его Башлыков. Мы-то все знаем, что несмотря на блестящие шпоры и бравый вид, Кедрич верхом ездит плохо и всячески это скрывает. Боится авторитет потерять. Как же, будущий помощник начальника милиции.

Вообще-то вопрос о его назначении еще не решен. Но мы знаем, что Костю Фролова, прежнего помощника начальника по секретно-оперативной части, после выхода из госпиталя переводят в губернию, а Кедрич уже второй месяц исполняет его обязанности.