Люди куда-то спешили, толкались, размахивали руками; впрочем, немало было и таких, кто никуда не торопился и шагал, словно на прогулке. В толчее было не различить ни цветов одежды, ни лиц. Запахи перебивали друг друга, в ушах отдавались шаги и голоса. Ветер гонял от стены к стене клубы то ли дыма, то ли чего-то еще, забирался Кире под одежду, горяча кровь и помогая на какой-то миг забыть о вони и сутолоке.

Неужели сектор и впрямь превратился за двадцать лет в сущий ад или память обманывает? Трудно сказать. Родители редко возили Киру на восточное побережье озер. Как бы то ни было, повода чувствовать себя в опасности нет. Ее окружают люди, скорее всего, вполне приличные. Смуглокожая женщина в сари, кабальеро с колокольцами на широкополой шляпе; мужчина, чьи крупные, все в шрамах руки и эмблема братства на рукаве выдают в нем разнорабочего, семейная пара в зеленом (цвет, который издавна предпочитают приверженцы веры в Возрождение), – ну какая от них может исходить угроза? Опасаться следует носителей передовой технологии, обладающих деньгами и властью; точнее, тех из них, кто принадлежит к правительственным кругам этой страны. По крайней мере, так утверждает математическая статистика.

Тем не менее, покрытые копотью стены, темные дверные проемы, охранники в магазинах, витрины которых когда-то ломились от товаров более высокого качества, и, прежде всего, толпы народа напоминали кошмарный сон. Быть может, она, Кира Дэвис, движется по асимптоте, тщетно пытаясь приблизиться к заветной цели?

Неожиданно Кира увидела впереди распахнутые ворота Внутреннего Города, и на сердце сразу полегчало. Пускай целиком, а он поистине гигантских размеров, комплекса отсюда не разглядеть, пускай некоторое время назад она различала с пригорка колонны, арки, башни и крыши лазурно-голубых тонов и центральный шпиль, увенчанный тэтой – буквой греческого алфавита, а теперь видит лишь ворота, этого для нее достаточно.

Кира нахмурилась. Чем объяснить столь резкую перемену настроения? Рисковать собой ей приходилось и раньше, но она всегда оставалась по-буддистски спокойной. Может, всему виной усталость? Однако от станции проката трициклов до городских ворот не так уж далеко. Правда, из Камехамехи она добралась на такси до Гонолулу, долетела суборбитальным шаттлом до Северо-Западного централа, а на пути в Буффало дважды пересаживалась с поезда на поезд. Ну и что? Подумаешь, эка невидаль.

Bueno; вероятнее всего, зная, какова ставка, она просто-напросто нервничает сильнее, чем себе признается. Кира мысленно прочла мантру покоя и принялась высматривать, где бы припарковаться.

Вон там. Она заглушила двигатель, слезла, закатила машину в бокс, бросила в паз монетку и приложила большой палец к пластинке фотоэлемента. Пятьдесят сентимо за час; должно хватить с лихвой, если не хватит, у нее в карманах достаточно мелочи. На небе собирались тучи, поэтому Кира опустила колпак. Зачем мочить седло, панель управления и багажник, если ей предстоит возвращаться со столь ценным грузом – вернее, пассажиром? К тому же, сырость будет отвлекать, что недопустимо: пренебрежение любым пустяком может оказаться роковым.

И спешить тоже нельзя, если она не хочет привлечь к себе внимание. Кира пробралась сквозь толпу и вошла в ворота.

Шум и сутолока остались позади. Транспорта за воротами было значительно меньше, но вот людей как будто не убавилось; они сновали туда-сюда – жители, обслуживающий персонал, покупатели, гости. Возможно, подумалось Кире, ворота означают проход в иной мир.