|
Он кивнул. Все равно было непонятно, почему он искал отель возле вагоноремонтного завода и вообще как он там оказался в своем жеваном пальто. Но тут его прорвало, и он затарахтел как заводная шкатулка, без умолку. Что то о том, на какую долю он русский, а на какую просвещенный мореплаватель, и как он всю жизнь хотел здесь оказаться, и его родители тоже хотели, и почему он не мог приехать раньше, а теперь вот приехал и очень рад, потому что перспективы работы в Институте антропологии Академии Наук, потому что давняя мечта вернуться именно с этими перспективами… Ну и ладно. Я слушал вполуха: пока машина шуршит по набережной, отвлекаться вредно для здоровья. Тут есть пара таких мест, куда нога человека не ступает без острой необходимости. Вот, кстати, первое… Пусто. Никого нет. Даже как то странно. — У нас лучше? — спросил я. Он не сразу понял. Потом приподнял костлявые плечи, почему то сперва одно, потом другое. Это выглядело забавно. — Везде одинаково. — А а, — сказал я, следя за дорогой и особенно за обочинами. — А как там одинаково? — Туман, — сказал старик. — Туман, смог. Как в девятнадцатом столетии, даже хуже. Только снега не так, как здесь. Иногда тает. — Да здравствует Гольфстрим, — кивнул я. — А адаптанты? Он только пожал плечами — опять поочередно. Очевидно, хотел сказать, что этого добра и там хватает. — Как вы думаете, они все таки люди? — Что вы имеете в виду? — спросил он. — Генетически или социально? — Генетически. Социально — тут все ясно. — Вряд ли, — подумав, сказал Бойль. — Э э… вряд ли ясно. С обыденной точки зрения они, разумеется, не люди, а… изродки. Я правильно сказал? Выродки? Да да, именно выродки, благодарю вас, я осказался… Оговорился? Да да. Однако по их социальному поведению их, вероятно, все еще следует относить к людям, нравится это нам или нет. Пусть к самым отвратительным людям, какие когда либо оскверняли земную поверхность, но все таки, извините, к людям… — Ничего себе, — мрачно сказал я. — Не оскажитесь так где нибудь в людном месте. Могут быть неприятности. Бойль обеспокоенно повертел головой по сторонам: — А где отель? Или как это… гостиница? — Зачем вам гостиница? — возразил я. — Платить еще, а за что? Сколько угодно покинутых квартир, встречаются и с мебелью. Выбирайте любую. Он с подозрением посмотрел на меня: — А это вполне корректно? — Вполне, — уверил я. — Наймите кого нибудь выломать замок, если заперто, и вселяйтесь. Если хотите, можете зарегистрироваться в местном департаменте, хотя теперь это, наверно, не обязательно… Только не забудьте укрепить дверь и не расставайтесь с оружием. У вас есть какое нибудь оружие? Хоть удавись, не был он похож на сына Альбиона. Скорее, напоминал Георгия Юрьевича, Дашкиного соседа по лестничной площадке, этот могиканин недавно оборвался в шахту вместе с лифтом, не получив при этом никаких повреждений, кроме почему то инсульта, и твердо намерен выздороветь. Он из бодрых старичков, из настырного племени беспробудных энтузиастов и изобретателей промышленного использования ушной серы. Совсем старый хрен: он не то что первую перестройку — он Брежнева помнит! Крепкое выдалось поколение, дуракоустойчивое. Как то раз за коньячком — лакали вчетвером скромно, но неумеренно: я, Дарья, он и его внучатый племянник, стопроцентный лощеный менеджер, белый воротничок — он рассказал нам анекдот без бороды (какая там борода — выпала давно, и зубы выпали). Кто есть Брежнев? Мелкий де политический деятель эпохи Аллы Пугачевой. Вот. И, рассказав, задребезжал соседушка хлипким старческим смешком, заперхал — коньяк не пролил, и то слава богу. |
