|
Вокруг нее роятся комары, но ни один не садится. Он поднимается со стула и дает ей глоток воды. Как женщина она его совсем не интересует. Вот уже три дня, как он привез ее сюда. Он хотел уединения, хотел говорить с ней и любоваться ее наготой, надеясь, что ее тело станет телом Кей Скарпетты. И сейчас он вне себя, потому что это не Скарпетта, потому что Скарпетта не была бы вежливой, потому что Скарпетта не знает, что такое слабость. В глубине души он понимает, что совершает ошибку, потому что Скарпетта — волк, а он ловит только ягнят, и не может подобрать слово, то самое слово.
И он не сможет найти его с помощью этого ягненка, как не смог с теми, другими. — Мне надоело. Я спрашиваю еще раз. У тебя есть последний шанс. Скажи мне, что это за слово. Она сглатывает и пытается говорить, но язык прилипает к нёбу. Звук ее голоса напоминает ему испорченный механизм. — Я не понимаю. Простите... — На хрен вежливость, слышишь меня? Сколько раз повторять?! Пульс яростно бьется на ее сонной артерии, глаза снова наполняются слезами. — Назови мне слово. Скажи, что ты чувствуешь. Только не говори, что тебе страшно. Ты же, черт возьми, учительница. Словарный запас у тебя должен быть больше пяти слов. — Я чувствую... чувствую смирение, — рыдает она. — Что? — Ты не отпустишь меня. Теперь я это знаю.
3
Тонкое остроумие Скарпетты напоминает Ник зарницу. Это не громкий треск и ослепительная вспышка обычной молнии, а тихое, умиротворенное сияние, которое, по словам матери Ник, означает, что тебя фотографирует Бог. Он снимает все, что ты делаешь, Ник, ты должна вести себя хорошо, потому что в Судный День Он покажет эти снимки всем. Ник не верила в эту чепуху со старших классов, но ее молчаливая спутница, как она привыкла думать о совести, наверное, никогда не перестанет предупреждать, что когда-нибудь ее грехи разоблачат ее. А Ник считала, что грехов у нее хватает. — Следователь Робияр? Ник вздрагивает от звука собственного имени. Голос Скарпетты возвращает ее в уютную полутемную комнату, где сидят полицейские. — Скажите нам, что бы вы сделали, если бы в два часа ночи зазвонил телефон и вас, пропустившую пару стаканчиков накануне, вызвали на место преступления, где произошло серьезное убийство, — спрашивает Скарпетта. — Позвольте заметить, что никто из нас не хотел бы остаться в стороне, когда речь идет о действительно серьезном преступлении. Возможно, мы не хотим в этом сознаваться, но это так. — Я не пью много, — отвечает Ник. Она слышит возгласы однокурсников и тотчас начинает жалеть о своих словах. — Господи, где ты выросла, девочка, в воскресной школе? — Я хотела сказать, что я правда не могу, у меня пятилетний сын. Ник замолкает и чувствует, что сейчас расплачется. Как давно она его не видела! За столом повисает неловкая пауза. — Слушай, Ник, — говорит Моряк, — у тебя с собой его фото? Его зовут Бадди, — обращается он к Скарпетте. — Вы должны увидеть его. Потрясающий мелкий бандит верхом на пони... У Ник нет ни малейшего желания показывать всем маленькую фотографию сына, почти стертую оттого, что она часто вытаскивает ее из бумажника и часами рассматривает. Лучше бы Моряк сменил тему или просто не заметил бы ее молчания. — У кого из вас есть дети? — спрашивает Скарпетта. Поднимается около десятка рук. — Это одно из слабых мест нашей профессии, — замечает она. — Возможно, самое страшное в нашей работе — или в нашем призвании — то, что она делает с нашими близкими, как бы мы не старались их защитить. Никаких зарниц, только бархатная темнота, странная и прохладная на ощупь, — думает Ник, наблюдая за Скарпеттой. |
