Впрочем, есть свидетельства, что уже до появления в командирском салоне Гиляровского командир уже знал о затеваемой бузе. Так, по воспоминаниям участников мятежа, его видели незадолго до этого в батарейной палубе, где Голиков спрашивал матросов, почему они не хотят есть борщ. На что ему отвечали, чтобы он ел такой борщ сам, а они лучше будут кушать хлеб с водой. По воспоминаниям поручика Коваленко, уже тогда в настроении команды чувствовалось большое напряжение. По крайней мере, он лично слышал резкие выкрики из толпы в адрес Голикова и вообще офицеров. Крики были самые демагогические о том, что заставляют работать с шести утра до пяти вечера, а кормят «гнильем». Странно, что это не насторожило Голикова. Впрочем, возможно, сыграло свою роль и присутствие на борту полковника Шульца. Голиков, как гостеприимный хозяин, счел нужным все же разделить с ним трапезу, и лишь доклад Гиляровского о том, что ситуация продолжает накаляться, вынудил его прервать совместный обед с уважаемым столичным гостем. Если все обстояло именно так, то это значит, что командир «Потемкина» в тот момент до конца еще не осознал всей критичности складывавшейся на борту его корабля ситуации.

Как и положено, по сигналу «большой сбор» заиграл горн, забил барабан, последовала команда «Повахтенно, во фронт!». Команда выстроилась на юте броненосца побортно. Первая вахта, как и положено, по правому борту, вторая — по левому. Несколько офицеров во главе с Гиляровским собрались у кормового флагштока. По свидетельству очевидцев, ожидая командира, Гиляровский прохаживался из стороны в сторону с понурым и растерянным видом.

Выйдя, Голиков поздоровался с командой, та ответила, но недружно и слабо. Затем Голиков вызвал из строя артельщиков и коков и спросил их, почему команда отказалась от борща. Те ответили, что мясо было с червями. После этого командир приказал вызвать врача.

В это время Смирнов с другими офицерами заканчивал обед в кают-компании. По воспоминаниям поручика Коваленко, сбор команды был вполне обычным явлением, поэтому к сигналу о большом сборе офицеры отнеслись спокойно. Наверх поднялись лишь строевые офицеры, механики и врачи же остались дообедывать.

Получив приказание прибыть на ют, старший врач Смирнов вместе с младшим врачом Голенко поднялись на верхнюю палубу. После этого Голиков приказал подать пробу борща и в присутствии команды приказал Смирнову снять пробу борща. По одним показаниям, Смирнов попробовал борщ, по другим — нет. Как бы то ни было, но он признал борщ хорошим и добавил, что матросы просто зажирели. После чего из строя раздались крики: «Если борщ хороший, то кушай же его!» Поднялся шум. Стремясь навести порядок в строю, Гиляровский приказал матросам замолчать.

Тем временем Голиков поднялся на буксирный кнехт.

Относительно речи Голикова воспоминания потемкинцев разнятся. Одни вспоминают, что командир разъяснял необоснованность претензии, другие (наиболее активные участники мятежа) — что он им угрожал расправой.

В более-менее обобщенном виде речь Голикова выглядела приблизительно такой: «Так как по заключению врача борщ признан хорошим, то нет больше никаких оснований считать его плохим. Это уже третий раз, когда вы под разными предлогами демонстрируете свое неподчинение, предъявляя необоснованные претензии к качеству продуктов. Это бунт не только против меня, но и против царя. Я прикажу врачам опечатать порцию борща и доставить ее на миноносце в Севастополь на анализ к прокурору. Прошу всех успокоиться и приступить к обеду. Вас пытаются возбудить против власти несколько зачинщиков. Некоторые из них мне уже известны и их ждет суровая кара. Как командир корабля, находящегося в отдельном плавании, я имею право применить к ним самые суровые меры».

После этого Голиков объявил, что все, кто желает теперь кушать борщ, должны выйти к 12-дюймовой башне, а кто не хочет, на тех у него найдется управа.